Тихий Дон Кихот - Дмитрий Вересов Страница 23

– А вот я сейчас схвачу вас, дрянь паршивая, – заговорил Дон Кихот, – в чем мать родила привяжу к дереву, и не то что три тысячи триста плетей, а и все шесть тысяч шестьсот влеплю, да так, что, дергайтесь вы хоть три тысячи триста раз, они все равно не отлепятся.

И не смейте возражать, иначе я из вас душу вытрясу.

Аня прохаживалась по своему земельному участку и удивлялась самой себе. Как можно было вырасти в маленьком поселке, практически, на капустной грядке, и ничего не знать об огородничестве? Она, конечно, поливала когда-то огурцы и помидоры из пластмассовой леечки в форме гадкого утенка, выпалывала сорняки, которые всегда казались ей свежее и красивее рассады, бросала в лунки картофелины с белыми щупальцами ростков, но больше ничего в сущности не умела.

В огороде всегда хозяйничал папа (после раскрытия их семейной тайны Аня спотыкалась на этом слове, но продолжала упорствовать), то есть папа ее детства. Он не только знал календарь огородника, брал на себя всю самую тяжелую и грязную работу, но и находил время для эксперимента. В дальнем конце забора под старой финской яблоней он «изготавливал подкормку растениям», проще говоря, смешивал коровьи лепешки с экскрементами других домашних животных в разных пропорциях. Над несколькими вкопанными в землю бочками виднелись картонные таблички с указанием происхождения навоза, процентное соотношение и дата замеса.

Ане ходить в тот конец огорода воспрещалось матерью, да и самой не очень хотелось. Отцу тоже после биологических опытов было запрещено входить в дом, не окатившись и не переодевшись.

– Куда, Лелька, куда?! – разносилось кудахтанье матери над железнодорожным поселком Аниного детства и докатывалось до сегодняшних Озерков. – Ты что, туда с головой нырял, что ли? «Подкормка, подкормка…» Загадил весь огород, что ничего не растет уже. Ты посмотри у соседей что на участках творится! Без всяких твоих ядерных смесей, по-простому. Я вот отнесу все твое хозяйство в краеведческий музей. Будет у тебя экспозиция местного дерьма. Это вам флора, а это фауна…

Мать ругалась на Алексея Ивановича всегда, но в этом случае совершенно напрасно. Все у них высаживалось, цвело, росло и собиралось в срок, хотя сама мать работала в огороде редко и только в свое удовольствие.

– Разбить или не разбить? – спрашивала Аня веселого Сажика, который бегал за хозяйкой и в том месте, где она ковыряла землю носком кроссовки, копал своими большими лапами цвета весеннего чернозема. – Я имею в виду грядку… Слушай, Сажик, а имечко-то у тебя самое огородное и копаешь ты хорошо, как свинья.

Представив себе длинную грядку, идущую вдоль забора до рощицы, Аня мысленно засеяла ее, потом вообразила себя в глубоком наклоне и решила, что надо подождать приезда родителей и посоветоваться. Она лукавила, потому что была уверена, что мама будет против ее огородничества и скажет, что они и на своем стареньком огороде обеспечат дочку с зятем свежими овощами и ягодами.

Родители обещали приехать на днях. Ведь они еще не были в ее новом доме и вообще не видели дочку уже столько месяцев. Аня ждала их с нетерпением, как ребенок, собирающийся показать родителям свою новую игрушку, в которой можно даже жить. Но вместе с тем ее тревожила щекотливость создавшейся ситуации.

Откуда у нее такой шикарный по их поселковым масштабам дом? Сказать, что заработал супруг на следственной работе? Намекнуть, что он – оборотень в погонах? Разыграть перед ними главную женскую роль из фильма «Замужем за мафией»? Это было бы забавно…

Еще забавней то, что ее детский папа ничего не спросит. Тихий и мягкий человек. Он будет ходить за Аней, как послушный гиду турист, будет восхищаться дубом, замерять количество обхватов. Количество же комнат, комфорт и дизайн его вряд ли заинтересуют.

А мать Аня решила вызвать на откровенный разговор. На вопрос – откуда у тебя такой шикарный особняк? – Аня ответит – оттуда же, откуда у тебя я. А потом вопросы будет задавать она, пока мужчины прогуливаются, парятся в бане, беседуют за чаем.

Сколько может длиться эта странная игра с многоотцовством, затеянная одним из самых больших подлецов в Аниной жизни? Будто он из могилы продолжает играть с Аней свою шахматную партию, и цейтнота у Пафнутьева быть не может, потому что время для него давно остановилось.

А когда вернется Брежнев? Сколько можно переезжать из страны в страну? Странный народ мужчины. Если бы Аня узнала, что у нее есть взрослая дочка или сын, пусть даже Вождь Краснокожих, она за тридцать минут добежала бы до канадской границы…

Хорошо, что у женщин таких чудес не бывает. Это чисто мужское наказание за их…

Приехал муж. Сажик, как всегда, помчался под колеса хозяйской машины. Никак они не могли отучить его от этой дурацкой привычки. Корнилов как-то сказал, что колеса выполняют для Сажика роль газеты. Собирая на себя запахи разных дорог, улиц и площадей, они потом передают псу множество информации, массу интереснейших сюжетов, круто закрученных вокруг оси колеса.

– А я еще одного зверя привез, – сказал Корнилов, вылезая из машины. – Испугалась?

– Еще чего! – ответила Аня, но насторожилась.

Корнилов с трудом вытащил из салона неказистую деревяшку, которая даже Сажика не заинтересовала, и поставил ее на землю. Это был олень, выполненный в манере советской садово-парковой скульптуры. Синяя краска на его боках облупилась и под ней проглядывала красная. Один рог был сломан, зато глаза были большими и выразительными, словно их рисовал Пиросманишвили.

– Я его на Черной речке добыл, – сказал Михаил гордо. – Какой-то банк выкупил бывший детский садик с территорией. Дом ремонтируется, а участок бульдозерами перерыт. Проезжаю и вижу – из песочной кучи торчит оленья морда с одним рогом. Рабочие говорят: «Забирай, если надо. Там еще жираф есть, но без задних ног». Олень, понятно: любимец Будды. Священная храмовая фигура. А жираф? Ань, нам жираф не нужен?

– А куда ты его хочешь поставить?

– Ты мне про Шаолинь все уши прожужжала, – Корнилов посмотрел в сторону лукаво. – Я вот и решил тот сарайчик приспособить. Или ты передумала? Под лейки и тяпки, может, хочешь его занять?

– Для садового инвентаря такое большое помещение использовать жалко, – резонно заметила хозяйка. – Значит, оленя ты туда затащишь?

– Будет стоять у входа с гордо поднятой головой. Я только его ошкурю и отреставрирую.

– А я могу его покрасить, – предложила Аня.

– Ему будет приятно, – кивнул Михаил.

– А рога ты спилишь или оставишь?

– Начинается! – пробормотал Корнилов, глядя, как Аня борется с приступом дурацкого смеха, и тот ее побеждает. – Тебе покажи палец, обхохочешься. Скажи про рога, тут же признаешься в супружеской измене. Серьезнее надо быть, товарищ! Разве такими вещами шутят? А если бы я был Отелло? Мавром с черной рожей и такого же цвета ревностью?