Ярмарка коррупции - Дэвид Лисс Страница 24

– Ступай, неси свою записку, милорд, – сказал другой. – Прошу прощения, что отвлекли от выполнения такого важного задания. Я себе не прощу, если помешаю счастью мистера Монка с твоей коварной хозяйкой.

Я хмыкнул и улыбнулся ему, а потом постучал в дверь. Несмотря на изображаемую заносчивость, во мне усиливалась тревога. Таможенникам полагалось контролировать соблюдение акцизных норм. С какой стати на поиски сбежавшего из Ньюгейта убийцы послали людей, чьей обязанностью было выслеживать контрабандистов и нарушителей таможенных правил? Я не видел в этом никакого смысла, но это лишь означало, что мое дело еще сложнее, чем я мог предположить.

Я услышал, как поворачивается дверная ручка, и моя тревога усилилась: домовладелица Элиаса, миссис Генри, меня непременно узнает, а рассчитывать на ее молчание я не мог. Она всегда была очень хорошо расположена ко мне, но теперь всем известно, что я убийца. Кроме того, я знал, что найдутся такие, кто не одобрит моего поведения в доме мистера Роули.

К счастью, мои тревоги были напрасны. Миссис Генри открыла дверь, посмотрела на меня так, словно видела впервые, и спросила, по какому я делу. Я повторил то, что сказал патрулю, и она пригласила меня войти.

Я думал, она задаст мне какие-нибудь вопросы или будет умолять вернуться в тюрьму и довериться закону и Господу Богу, но она ничего этого не сделала. Она только устало улыбнулась и показала на лестницу.

– Тогда следуйте наверх. Вы найдете его там.

Элиас отворил дверь, как только я постучал. На секунду зрачки его глаз расширились, а потом он схватил меня за руку и втащил в комнату.

– Ты ума лишился, если пришел сюда. Там внизу люди, которые тебя дожидаются.

– Я знаю, – сказал я. – Двое таможенников.

– Таможенников? При чем здесь они?

Он хотел сказать что-то о моих преследователях, но передумал и вместо этого подошел к буфету, где стояли бутылка вина и несколько немытых стаканов. Комнаты, которые занимал Элиас, были приятными, но не очень аккуратными. Повсюду были разбросаны старая одежда, книги, бумаги и грязная посуда. На его письменном столе горело несколько свечей, и, по-видимому, до моего прихода он работал. Будучи хорошим хирургом, Элиас отдавал предпочтение литературному труду и уже испробовал свое перо на поприще драматургии и поэзии. В данное время, по его признанию, он работал над вымышленными записками экстравагантного шотландского хирурга, в которых описывались его приключения в социальном лабиринте Лондона.

– Без сомнений, тебе пришлось многое пережить, – сказал он, – но, прежде чем мы это обсудим, я должен поставить тебе клизму. – У него в руках был цилиндр величиной с мой указательный палец, коричневого цвета и по виду жесткий, как камень.

– Что ты сказал?

– Клизма, – с готовностью объяснил он, – очищает желудок.

– Я понимаю. Но, сбежав из самой ужасной тюрьмы в королевстве, я не намерен отмечать свое освобождение, сидя в твоем присутствии на горшке, чтобы затем предъявить его содержимое для анализа.

– Клизма никому не доставляет удовольствия, но дело совсем в другом. Я изучал этот вопрос и пришел к заключению, что это самое лучшее средство, даже лучше кровопускания. В идеале нужна комбинация мочегонного и слабительного, но, подозреваю, ты не захочешь применять все три средства сразу.

– Поразительно, как хорошо нас знают наши друзья, – заметил я. – Ты видишь меня насквозь, на что не способны посторонние, и понимаешь, что у меня нет ни малейшего желания испражняться, мочиться и блевать одновременно.

Он поднял руку:

– Давай на время отложим этот вопрос. Я пекусь о твоем здоровье, как ты знаешь, но вижу, что не могу убедить тебя испробовать превосходное медицинское средство. Полагаю, ты не станешь отказываться от стакана вина.

– Не могу объяснить почему, но это предложение нравится мне гораздо больше предыдущего.

– Нет необходимости язвить, – сказал он, наливая мне бокал розоватого вина. Протягивая мне его, он, казалось, впервые обратил внимание на мою ливрею. – Тебе идет форма, – сказал он.

– Пока что костюм меня не подвел.

– Где ты его взял?

– Отнял у лакея Пирса Роули.

Он выкатил глаза от удивления:

– Уивер, только не говори, что был там.

Я пожал плечами:

– Мне показалось это хорошей идеей.

Он закрыл лицо рукой с таким видом, будто я разрушил какой-то его план. Потом он встал и глубоко вздохнул:

– Надеюсь, ты не наделал там глупостей.

– Конечно нет, – сказал я. – Но я отрезал судье ухо и забрал у него четыреста фунтов.

Странно, но это ужасающее признание успокоило его. Он снял со стула бриджи в винных пятнах и сел.

– Тебе надо покинуть страну, и, естественно, как можно скорее. Может быть, Соединенные Провинции? Ты не забыл, что у тебя там брат? Или можно уехать во Францию.

– Я не собираюсь покидать страну, – сказал я, подняв с ближайшего ко мне стула женский корсет. – И не подумаю бежать: не хочу, чтобы люди поверили, будто я убийца. – Я бросил этот предмет женского туалета на бриджи и сел на стул.

– Какая разница, что подумают люди? Даже если тебе удастся доказать, что ты не убивал этого Йейта, тебя все равно повесят за то, что ты отрезал ухо судье королевской скамьи и украл у него четыреста фунтов. Закон не прощает подобных вещей.

– Он не прощает и судебной коррупции. Уверен: как только люди поймут, что Роули был подкуплен и мне не оставалось ничего другого, все обвинения против меня будут сняты.

– Ты сошел с ума, – сказал он. – Разумеется, обвинения сняты не будут. Нельзя попирать закон, сколь ни были бы справедливы мотивы и логичны объяснения. Здесь не может быть и речи о справедливости. Это государство.

– Посмотрим, что можно делать и чего нельзя, – сказал я с уверенностью, которой у меня вовсе не было.

Он задумался.

– Четыреста фунтов – огромная сумма, – сказал он. – Ты уверен, что тебе понадобятся все деньги?

– Полно, Элиас.

– Знаешь, ты мне должен тридцать фунтов. И поскольку тебя должны вот-вот отправить на виселицу, думаю, ты согласишься, что теперь самое время напомнить о долге. Если я хочу закончить это небольшое беллетристическое произведение, над которым сейчас работаю, мне приходится принимать любую помощь.

– Послушай меня, – сказал я. – Я не могу оставаться здесь долго, я сказал таможенникам внизу, что мне нужно доставить любовную записку одному из здешних жильцов. Поэтому сейчас я уйду и буду тебя ждать через час в таверне «Турок и солнце» на Чарльз-стрит. Знаешь эту таверну?

– Знаю, но никогда в ней не был.

– Я тоже, и по этой причине я выбрал ее для встречи. И проверь, чтобы за тобой не было хвоста.