Ярмарка коррупции - Дэвид Лисс Страница 23

До сего времени я имел слабое представление о жизни ливрейного лакея, но по пути к Блумсбери-сквер мне улыбались проститутки, меня приветствовали другие мужчины, тоже одетые в ливрею и обращавшие внимание на нехватку кое-каких деталей в моем гардеробе. Меня дразнили рассыльные, а подмастерья приглашали пропустить с ними по стаканчику. Ливрейный лакей находится на самой грани между привилегированными и неимущими и знает, ибо живет в обоих лагерях, что будет предметом насмешек и тех и других, если осмелится перейти эту грань.

Я старался избегать подобных насмешников, как мог, ибо не был уверен, что буду выглядеть достаточно убедительно вблизи. Большинство ливрейных лакеев были моложе меня, хоть и не все, но возраст не был самым важным фактором, который мог меня разоблачить. Парик, еле налезавший мне на голову, беспокоил меня куда больше, невзирая на то, что мне с трудом, но удалось запихать под него собственные волосы. Тем не менее парик сидел странно, на самой макушке, и я знал, что при близком рассмотрении он не выдержит никакой критики.

К дому моего друга Элиаса Гордона я подходил с некоторым волнением. Я мог только предположить, что мое бегство уже обнаружено, а любой, знакомый с моими привычками, знал, что Элиас, часто помогавший мне в расследованиях, вероятно, будет первым, у кого я буду искать пристанища. Если за его домом следили, то можно было предположить, что следили за домом моего дяди, а также за полудюжиной домов моих близких друзей и родственников. Но из всех моих знакомых я мог полностью довериться только Элиасу, причем не только с точки зрения обеспечения моей безопасности: он мог рассмотреть проблемы, с которыми я столкнулся, трезво и беспристрастно.

Хоть и хирург по профессии, Элиас был в большей степени философом. Когда я пытался расследовать тайну, окружавшую смерть моего отца, именно Элиас объяснил мне, как работают тайные пружины великих финансовых учреждений нашего королевства. Что еще важнее, он познакомил меня с теорией вероятности, которая была основным философским механизмом, приводившим в действие финансовую машину, и научил пользоваться ею при расследовании преступлений в тех случаях, когда не было свидетелей и доказательств. На этот раз проблемы у меня были намного серьезнее, но я надеялся, что Элиас посоветует, как мне быть.

Итак, я решил рискнуть и наведаться к нему, положившись на то, что меня будет трудно узнать в ливрее, на живость своего ума и на, увы, несколько уменьшившуюся, но все же вполне еще надежную физическую силу. Я убеждал себя, что, если только в засаде меня не ждет маленькая армия, отразить нападение я должен без особого труда.

Дождь лил не так сильно, как когда я бежал из Ньюгейта, хотя полностью не перестал. На улицах было темно и мокро. Подойдя к дому Элиаса, я заметил двоих мужчин на посту. Втянув голову в плечи, они пытались защититься от моросящего дождя. Оба были примерно моего возраста, и ни один не отличался атлетическим телосложением. Они были одеты в темные костюмы, приличествующие людям среднего сословия, короткие парики и небольшие шляпы – все это насквозь промокшее. Костюмы не были ливреями, но напоминали их.

Я не мог понять, кто они такие, но они явно не были ни констеблями, ни солдатами. Однако они были хорошо вооружены. У каждого в руке было по пистолету, и, судя по размеру их карманов, там лежало запасное оружие. У меня, напротив, не было никакого оружия, кроме кухонного ножа, который я спрятал под камзолом.

Я хотел избежать встречи с этими мужчинами и войти через заднюю дверь, но один из них заметил меня и окликнул.

– Эй, ты, парень, – сказал он. – Чего тебе здесь надо?

– У меня дело к мистеру Джейкобу Монку, который здесь проживает, – сказал я, назвав имя одного из постояльцев. Я говорил с сильным йоркширским акцентом, надеясь таким образом сбить их с толку.

Мужчины подошли поближе.

– И какое у тебя дело к этому Монку? – спросил меня тот, который меня окликнул.

– У меня к нему записка. – Я подошел поближе.

– От кого записка? – Он отер мокрое от дождя лицо.

Я ответил, не задумавшись ни на секунду.

– От хозяйки, – сказал я, надеясь, что он не знает: Монк – семидесятилетний старик, которого вряд ли интересуют любовные интрижки.

– А кто твоя хозяйка?

Я ухмыльнулся и закатил глаза, как это не раз при мне делали наглые ливрейные лакеи.

– А это не вашего ума дело. Так я вам и сказал. Да и кто вы такие, чтобы задавать такие вопросы?

– Эти холуи мнят себя джентльменами, – сказал один из постовых. – Мы служащие таможни, вот мы кто, а ты – лизоблюд. Не забывай это.