Щенки-медвежатники - Виталий Ерёмин Страница 23

У судьи Щукиной был хриплый, прокуренный голос, желтые от табака зубы и злые глаза одинокой, никем не любимой женщины. В кино Андрей видел только красивых судей и не понимал, как могут держать такую мымру, как Щукина.

А родители, видно, попросили Зинаиду Гордеевну, как большого психолога, подействовать на их сына.

Щукина закурила очередную папиросу «Беломор» и продолжила воспитательный момент, глядя Андрею в переносицу:

– Ты ж из интеллигентной семьи. Разве не так?

«Себя ты тоже, наверно, интеллигенткой считаешь», – подумал Андрей. И с издевкой поддакнул:

– Так, конечно, так.

Отец мрачно посматривал на мать. Он жалел, что поддался ее уговорам. Не надо было звать этого паршивца, пусть бы еще пошатался, намотал на кулак соплей.

– Воспитание, Юрий Николаевич, – все равно что борьба с противником, – изрекла судьиха. – Нужны хитрость и дьявольское терпение. Иногда нужно и самолюбием поступиться.

Мать сказала с вздохом:

– Скорее бы ему в армию.

– Видать, понравилась бездомная жизнь, – вставил отец.

Андрей тихо ответил:

– Я хочу жить своей жизнью, понимаете?

Отец усмехнулся.

– То есть ни перед кем ни за что не отвечать?

Андрей встал из-за стола.

– Пойду я, пожалуй.

Отец сдвинул брови.

– Значит, теперь сам решаешь, когда прийти, когда уйти?

– Будем считать, что я и не приходил, – сказал Андрей.

– Н-да, – протянула судьиха. – Ну и гусь!

В дверь позвонили. Славик влетел в комнату:

– Там милиция. Андрей, тебя спрашивают.

Это был капитан Досанов. Он сказал родителям, что прокатится с Андреем до отделения.

– Зачем? – с тревогой спросила мать.

– Надо поговорить, – ответил капитан.

В прихожую вышла Щукина. Досанов не ожидал увидеть здесь судью. Сразу смягчил тон, пообещал привезти Андрея обратно.

– Первый раз в милиции? – спросил Досанов, когда зашли в его кабинет.

Андрей кивнул.

– Привыкай.

Капитан поставил стул напротив своего стола. Предложил Андрею сесть. Угостил сигаретой.

– Давай выкладывай.

– Что выкладывать? – не понял Андрей

– Когда и где чечены будут бить слободских?

– А я откуда знаю?

Досанов хитро прищурился.

– А если бы знал?

– Наверное, не вспомнил бы.

– Каждый сознательный гражданин считает своим долгом сотрудничать с органами, помогать бороться с преступностью, – назидательно произнес капитан.

Андрей пожал плечами.

– Значит, я несознательный.

– Ты уже усвоил, что стучать нехорошо, западло. А это уже криминальное, преступное поведение. Ты не с нами, а значит, против нас.

– Я вообще не хочу быть против кого-то или за кого-то, – ответил Андрей. – Я хочу жить спокойно и ни от кого не зависеть.

– Вот-вот, – подхватил Досанов. – Я же говорю: вы хотите, чтобы вас никто не трогал. И при этом не хотите помочь самим себе. Помочь милиции – это и есть помочь себе, понимаешь?

Андрей поморщился.

– Что-то вы меня путаете. Я ничего не знаю и мне нечего сказать.

– Ну ты совсем как слободской. – Досанов поморщился. Помолчав, добавил: – Ладно, сейчас тебя отвезут. Только о нашем разговоре – никому.

Андрей вскочил со стула.

– Не надо меня отвозить. Еще не хватало! Сам дойду.

– Иди, – махнул рукой Досанов.

В Слободке уличные фонари были наперечет. Но в эту ночь светила полная луна, круглая и белая, сама как фонарь. Лаяли собаки. Возле Дунькиного клуба слышались пьяные голоса пацанов и визг девок. Звучала песенка:

Как у нас, как у нас

Развалился унитаз,

Будем думать и гадать,

Где теперь мы будем срать.

Ладушки, ладушки, будем срать у бабушки.

Любаша занимала половину небольшой хибары рядом с клубом. Андрей ударился лбом о дверной проем и уперся головой в потолок. Огляделся. Небольшая комната была разделена пополам ширмой. Ни ванной, ни теплого туалета. Натуральная лачуга.

– Извини, но музыки у меня нет, – вполголоса сообщила Любаша. – И холодильника нет. Но поесть и выпить я принесла. Я заметила, ты ничего не ел. Ты всегда так пьешь – не закусывая?

Андрей замялся.

– Когда как.

Любаша перешла на полушепот:

– Извини за беспорядок. Не успеваю прибраться. Поэтому от меня и мужья уходят. Я им говорю: порядок в доме – враг жизни. Они не понимают. Думают, я шучу. А ты бы понял?

Андрей пожал плечами.

Любаша вынула из сумки припасы и мигом накрыла на стол. Потом скрылась за ширмой и вышла оттуда в цветастом халате. Она волновалась, но голос ее звучал покровительственно.

– Ты чего такой неразговорчивый? Почему вино не наливаешь? Поухаживай хоть немного.

Андрей трясущейся рукой налил в стаканы вино. Любаша нервно курила и с улыбкой за ним наблюдала.

– За что пьем? Давай за тебя. Чтобы тебе всегда везло. Чтобы от девок отбоя не было. Чтоб ты чего-нибудь сказал. Что у меня, к примеру, ноги не кривые. Они у меня ничего, правда? Я вообще еще ничего, ага?

Андрей согласно кивнул.

– Молодец, – сказала Любаша. – Правильно себя ведешь. Ждешь, когда добыча сама в руки к тебе прыгнет? Ладно уж, иди сюда.

Не дожидаясь, встала и подошла к Андрею вплотную. Ее грудь оказалась на уровне его губ.

– Ну что же ты? Снимай! Да не спереди, а сзади. Не бойся, не укушу. Вот так, смелее!

Андрей довольно быстро сообразил, как расстегивается лифчик, и справился с ним. Мама родная, сколько всего вывалилось. Андрей уткнулся в большие мягкие груши. Любаша задышала неровно.

– Тебе они нравятся?

Андрей закивал головой.

– Тогда целуй. Да не так, а как будто ешь. Только не надо зубами, откусишь.

Чем больше она распалялась, тем Андрей становился спокойней. Сердце колотилось все ровней. Любаша потянула его за ширму.

– Иди сюда.

Они упали в постель. Любаша одним движением стащила с Андрея брюки. А он не знал, что делать с ее корсетом. Она сама расстегнула свою сбрую. Ее тело поползло во все стороны, как тесто из кастрюли. Андрей успокоился еще больше. Хотя желание никуда не делось. Он только не знал, как попасть куда следует. Но ему не пришлось тыкаться на ощупь. Любаша взяла все в свои руки. Через какое-то время тело Андрея будто пронзило молнией. Он корчился в судорогах, познавая потрясающее из ощущений. Только радость открытия тут же сменилась слабостью и опустошением. Но Любаша не отпускала его, дразнила развитыми мышцами. И через минуту Андрей снова готов был пронзать ее до позвоночника. Скоро он потерял счет извержениям своего вулкана.