Государевы люди - Андрей Ильин

Все было очень скромненько, но со вкусом. Никаких там позолоченных и никилерованных излишеств, призванных подчеркнуть роскошь обстановки, никаких мраморных фонтанов, расшитых серебром портьер и полуторатонных хрустальных люстр. И мебель была не новая, была старенькая, шестнадцатого-семнадцатого веков, с родной обивкой, которую вытирали своими королевскими ягодицами еще пронумерованные римскими цифрами Людовики.

— Господа...

Пауза... Но не просто пауза, обозначающая запятую после дежурного обращения вроде недавнего советского «эй, товарищ», а хорошо выдержанная пауза отлично вышколенного слуги, подчеркивающего, что он знает, с кем имеет дело. С господами. С настоящими... Такими же, как кресла, на которых они сидели.

— Господа... ставки сделаны...

И подавшись вперед и слегка прогнувшись, но как-то так, что спина при этом осталась совершенно прямой, крупье крутнул барабан. В общей сложности на кону было что-то около полумиллиона, потому что вечер только начинался и игра шла по маленькой.

Шарик закрутился, но на него никто не пялился, не сглатывал слюну, не шевелил губами, закатывая глаза под потолок, моля фортуну об удаче, не комкал в потных ручках несвежий платок, как это бывает в обычных казино. Игроки лениво переговаривались, шутили и даже не смотрели на игровой стол, откровенно скучая.

Для этих господ игра в рулетку была не более чем способом убить время, примерно таким, как для московских пенсионеров лото или забивание «козла» во дворе.

«Рыба»... То есть зеро.

Шарик замер.

Кто-то просадил десять или пятьдесят тысяч.

Кто-то выиграл пять или сто.

Что никого не огорчало. И уж тем более не радовало...

Крупье, словно дворник снег лопатой, сгреб со стола лопаточкой фишки, сооружая из них небольшие горки...

Это казино не имело вывески, и попасть туда с улицы было невозможно. Здесь играла избранная, та, что не любит, чтобы на нее глазели, как на горилл в зоопарке, разные сомнительные личности, публика. Здесь собирались по-семейному, чтобы отдохнуть от дневного безделья в узком кругу равных себе...

— Делайте ваши ставки...

Зал пересекла фигура с телефонной трубкой наперевес.

— Это вас-с...

Мобильники в этом зале не трезвонили, потому что их отключали. Тот, кто хотел связаться с игроком, звонил дежурному администратору, который, выждав подходящую паузу, подтаскивал вызываемому абоненту трубку. Подобный порядок был заведен век назад, когда телефония только-только вошла в обиход и когда мобильников еще в помине не было. Так было тогда, было теперь и будет еще сто лет.

— Благодарю вас...

Администратор отступил на несколько шагов и отвернулся, ожидая конца разговора, чтобы отнести трубку на место.

— Мишель-Герхард-фон-Штольц слушает.

Это была секретарша шефа Мила. Из Москвы.

— Миша, это вы? — на всякий случай переспросила она. По-английски.

— Йес... — подтвердил он. — Мишель-Герхард-фон-Штольц к вашим услугам.

— Шеф хочет вас видеть. Немедленно. Желательно сегодня вечером.

— Мне очень жаль, но это решительно невозможно, — возразил Мишель-Герхард-фон-Штольц. — Вечером у меня прием у английского посла.

Настоящие джентльмены назначают встречи сильно заранее и отменяют их только в крайнем случае и по сверхуважительной причине, например из-за своей скоропостижной кончины.

— Тогда утром. Часов до одиннадцати.

Утрами настоящие джентльмены никуда не ходят, так как спят. Примерно до трех часов дня. Поскольку ложатся утром. Но там, в Москве, этого могли просто не знать.

— Хорошо, я постараюсь что-нибудь для вас сделать.

Администратор с полупоклоном принял трубку и тихо и незаметно исчез.

— Кто это? Ваша очередная пассия? — не без легкого ехидства поинтересовалась соседка по столу, очень симпатичная потомственная, в не сосчитать каком колене, графиня.

— У меня не бывает очередных, — обаятельно улыбнувшись, ответил фон-Штольц, — у меня все — единственные.

В четыре утра он вышел на улицу. Над головой во мраке ночи тихо шелестели пальмы, лицо обдувал прохладный утренний бриз. По морю, как по воздуху, плыл, сияя гирляндами развешенных по борту огней, океанский лайнер, следующий курсом с Апеннин к Гибралтару.

Мишель не пошел к машине, поскольку в заведениях подобного рода никто за машинами не ходит. Их подгоняют...

Прямо перед носками его туфель бесшумно остановился кабриолет. По российским меркам неплохой и даже шикарный, потому что большой, серебристый и спортивный, купленный в прошлом году. Который давно пора было менять, потому что куплен он был в прошлом году и уже вышел из моды.

Водитель выскочил из салона и распахнул дверцу.

— Благодарю, — фон-Штольц сунул в раскрытую ладонь несколько бумажек, за которые Мила там, в России, трудится целый месяц. Плюхнулся на сиденье и даже не подумал захлопнуть дверцу, потому что ее должен был захлопнуть тот, кто пригнал машину...

Когда-то давно, на одной из подобных мелочей, Мишель чуть не прокололся и не погорел на двадцать лет каторжных работ...

Машина бесшумно катилась по приморскому шоссе.

Собранная гармошкой крыша не мешала вдыхать сочные ароматы южно-европейской ночи. Отличная дорога скрадывала скорость и, несмотря на то что стрелка спидометра зашкаливала за двести километров, казалось, что никто никуда не едет. Почему-то считается, что любители быстрой езды должны покупать спортивные машины и гонять по трассам «Формулы-1», щекоча себе нервы. Ничего подобного! Тому, кто желает по-настоящему ощутить скорость, следует купить «жигуль», лучше всего «шестерку», и гонять на нем по российским дорогам. Только тогда он сможет по-настоящему ощутить, что такое скорость и риск, причем уже на ста километрах в час, когда в машине начнет дребезжать все, что только может, руль на поворотах будет рваться из рук, а бросающиеся под колеса ямы и колдобины вытрясать из капота мотор, а из тела душу.

В свете фар мелькали белые заборы, живые изгороди и черепичные крыши вилл и те самые из приключенческих романов названия, которые здесь были всего лишь дорожными указателями.

Жизнь была прекрасна и удивительна...

Если бы не шеф...