Париж.ru - Елена Арсеньева Страница 22

Он уже столько раз проезжал этой дорогой, чтоперестал обращать внимание на приметы чужой жизни, мелькавшие за окном. Нуздания, ну бетонированные обрывы, ну мосты, украшенные рекламными плакатами, нуклочки полей, ну поток машин, текущий навстречу или стремительно огибающий большой,тяжелый, вальяжный автобус... Однако Шведову, похоже, все виденное было вновинку, и он не уставал ошалело крутить головой. Когда мимо окон мелькалиостроверхие кирпичные домики – этакая мини-готика, – окруженные крошечнымирозариями или виноградниками, он надолго приклеивался к стеклу, и даже егохудая, мальчишеская спина выражала возбуждение и любопытство: ведь это былаФранция, это были настоящие французские домики, таких больше нигде не увидишь!

Между прочим, спину Шведова Мирославу теперьбыло хорошо видно потому, что негр с разноцветными косичками вышел на первой жеостановке – как только выбрались из аэропорта. Увидел, что Мирослав за нимнаблюдает, дурашливо оскалился, показав слишком крупные, прямо-таки звериные,белоснежные зубы, помахал – и исчез вдали. Автобус помчался дальше.

В конце концов Мирославу надоело пялиться вокно, он облокотился на спинку переднего сиденья и устало уткнулся лбом встиснутые руки. Черт... чертова сила, как любил говорить его дед, что же этопроисходит с Николь? Что она скрывает от него столь тщательно, что вот ужечетыре месяца запрещает ему приехать в Париж и сама ни за что не хочетнаведаться в Москву? Объясняла это своей занятостью, тем, что только чтонаконец-то у нее началась полоса удач, появились первые серьезные клиенты изабота об их интересах полностью поглощает ее внимание. Ну настолько полностью,что не хочет видеть любимого мужчину, не позволяет ему увидеть себя, уклоняетсяот всех попыток Мирослава поговорить наконец об их будущем, выскальзывает изего жадных рук, словно золотая рыбка...

Хотя на самом-то деле золотой рыбкой был он,Мирослав Понизовский. В отличие от скромной фирмочки Николь, котораятолько-только изведала успех, компания Мирослава уже давно набрала обороты. Емупринадлежало самое крупное брачное агентство в России: с отделениями в разныхгородах, офисами, газетами, небольшими клиниками для лечения психологических исексуальных расстройств и даже гостиницами, даже ресторанами (для устройстваличных встреч)! Это была настоящая «империя сватовства и сводничества», каклюбил говорить Мирослав. Одно время он даже подумывал переименовать агентство,назвав его именно «Империей», но жаль было менять прежнее название, котороепринесло ему и успех, и славу, и деньги, и личное, так сказать, счастье. Междупрочим, агентство так и называлась – «Счастье мое». Однако все те десять лет,пока Мирослав занимался «сватовством и сводничеством», сам он оставался одинок.Ну почти одинок: все-таки какие-то связи у него были, как правило, необременительные,легко возникающие – и легко завершающиеся. Он, увы, никак не мог служитьрекламой собственной деятельности, хотя уж у него-то, само собой, не былонедостатка в кандидатках на роль спутницы жизни. А угораздило его влюбиться виностранку, с которой он познакомился совершенно случайно – когда искал мужадля некоей барышни, желавшей непременно выйти замуж за француза. Мирослав частосвязывался с зарубежными агентствами – к взаимной выгоде, конечно, – иесли бывал за границей, то не ради лежания на пляже (он вообще не любил жару инеподвижность), а ради блуждания по брачным конторам. Это была обычнаяпрактика, и он ничего такого не предполагал, когда открыл дверь скромного офисана углу улиц Виктора Гюго и Пьера Лярусса. Соседство имени писателя-романтика,прародителя «Мизераблей», иначе говоря – «Отверженных» и «Собора ПарижскойБогоматери», с именем создателя знаменитого словаря, французского аналога«Британники», здесь никого не удивляло, ибо в этом районе мирно уживались улицыДантона и Гамбетты, Вольтера и Беранже, Андре Жида и Ледрю Роллена, а такжемножество улиц и улочек, названных именами других французских литераторов иполитиков. Словом, это был такой сугубо интеллигентный райончик, здесь-то идержала Николь свой офис – в четверти часа езды от квартиры, в которой жила сродителями, на углу улицы Друо. В этакой парижской «сталинке», как назвал этотдом Мирослав.