Одна жена – одна сатана - Лариса Соболева Страница 22

– Как-как? – словно не расслышал Владимир. – А я тогда кто?

– Вы, Владимир Валерьянович, просто заместитель, – потупившись, сказала Ирина. – В вашем ведении участок и все.

– То есть без прав?

– Со всеми правами, соответствующими вашей должности, но без права принимать решения и ставить свою подпись, – как бы извинилась она, потому и запиналась.

– Ну-ка, принеси приказ, я хочу взглянуть на него. – Пока она бегала за приказом, Владимир сделал звонок по сотовому телефону: – Мирон, живо к отцу в кабинет, здесь большой сюрприз. Захвати Клима и Генку.

Ирина прибежала с толстенной учетной книгой, но сначала положила приказ на стол, Владимир читал, не веря глазам, после паузы произнес:

– Когда он оформлен?

– Две недели назад, вот запись, – раскрыла она, волнуясь, учетную книгу, но сын хозяина не проявил к этому интереса. Ирина сглотнула комок волнения, обратившись к генеральному директору: – Вам, Тарас Панасович, зарплата полагается за проработанные две недели.

– Это хорошо, – расплылся в довольной улыбке Панасоник.

– А где он был две недели? – подлавливал ее Владимир. – Прогулял?

– Валерьян Юрьевич отправил его в командировку, вот приказ...

Владимир махнул рукой, мол, пошла к черту со своими приказами, она попятилась, взглянула на Панасоника с опаской, даже ужасом, и юркнула за дверь, боясь, что сын шефа начнет выспрашивать подробности.

Пауза была насыщенная, как электрический заряд мощностью десять тысяч вольт. Да делать нечего, Владимир встал, уступая место главы, Панасоник осторожно присел – мягко. Крякнув, он развалился в кресле, поставив ладони на стол. В кабинет ворвались Мирон с Климом, Геннадием и вопросами:

– Что случилось? Отец нашелся? Где он был?

– Хочу вам представить генерального директора, – торжественно, но зло процедил Владимир, – Тараса... как?

– Панасовича, – подсказал Панасоник, с любопытством изучая молодых мужчин. – А вы, извиняюсь, кто будете?

– Сыновья Валерьяна Юрьевича и зять, – ответил Владимир.

– Ага, – понимающе покивал генералиссимус, важно откинулся на спинку кресла, переплел пальцы на тощем животе. – Будьте трижды любезны, покиньте кабинет, я освоюсь.

Дом Панасоника, можно сказать, в стиле ретро – натуральная хата со ставнями, только не под соломенной крышей, а покрыта шифером. Стоит дом особняком и рядом с рекой, укрытый от глаз раскидистым садом. Что удивило Валерьяна Юрьевича – ухоженность сада и огорода, да и в доме порядок, будто здесь поработала заботливая женская рука. До сих пор Панасоник топил печку углем, имелся и газ с нормальной плитой, но газовое отопление – это уже роскошь. За домом стоял гараж, правда, пустой, был сооружен курятник и в небольшом свинарнике хрюкала свинья. Разумеется, удобства во дворе, короче, жить можно.

Оставшись один, Валерьян Юрьевич, чтоб скоротать время за делом, взялся за лопату, он усердно подкапывал имеющиеся сорняки, которые из влажной земли легко удалялись, и складывал их на дорожке. Чувствовал он себя в полной безопасности, никому в голову не придет искать его в близлежащих деревнях. Позвонил Панасоник, доложил обстановку, Валерьян Юрьевич хохотал в голос, как давно не хохотал, дал ему несколько указаний и просил держаться наглей.

Калитка открылась, во двор вошла моложавая женщина с дорожной сумкой, увидев Валерьяна Юрьевича за работой, удивленно приподняла брови, в нерешительности остановилась:

– Вы кто?

Валерьян Юрьевич оперся обеими руками о черенок лопаты, взглянул на нее и не сразу ответил. По его понятиям женщина была хороша по всем статьям: пышнотелая, розовощекая, с черными бровями и глазами газели, черные волосы разделены на пробор, туго заплетены в косу и закручены в узел на затылке. Одета скромно, без претензий, во всем ее облике чувствовалась мягкость, вместе с тем она была явно не рохля. Только непонятно, чему она удивлена, отчего растеряна.

– Живу я здесь, – наконец ответил он. – А вы кто?

– Это я живу здесь.

– Про вас мне ничего не известно, – смутился Валерьян Юрьевич, от смущения предложил: – Может, в дом зайдете?

– Да уж, зайду.

Он прошел за ней, а она сразу подалась к плите, достала из сумки свертки и пакеты, некоторые, поглядывая на незнакомца с подозрением, переправила в старый холодильник.

– И как же вы здесь поселились? – поинтересовалась женщина.

– Это длинная история. Вас как зовут?

– Галина.

– А меня Валерьян Юрьевич... Можно Валерьян.

– Хм! – Она приподняла по очереди крышки кастрюль, затем повязала фартук и начала готовить. – Где отец?

– А кто ваш отец?

– Хозяин этого дома.

– Панасоник? Так вы его дочь?

– Уже сорок один год, – усмехнулась Галина.

– Он на работе.

– Шутите? Мой отец пенсионер. Работал сварщиком, теперь кур стережет и самогон пьет. Вы тоже пьющий?

– Нет... То есть да.... Нет, я не пьющий в прямом смысле, но выпиваю, как все. А Панасоник меня замещает, я взял отпуск.

– Ничего не понимаю, – вздохнула Галина.

– Поймете. Вам помочь?

– Картошку чистить умеете?

– А у меня вид человека, который ничего не умеет?

– Ну, в общем-то... да.

– Давайте нож, кастрюлю с водой и картошку, – решительно потребовал Валерьян Юрьевич, подходя к столу.

Вблизи он рассмотрел лицо Галины – кожа нежная, ресницы густые и без косметики, губы объемные. Одним словом, чертовски хороша, но для тех, кто имеет настоящий вкус. А он давно так не робел перед женщиной, давно ему не хотелось нравиться.

– Простите, где вы были, Галина? Почему я вас не видел?

– У меня отпуск, к сыну ездила, он в институте учится.

– А работаете где?

– В приемнике-распределителе. С бездомными детьми воюю.

– Да? – чему-то обрадовался Валерьян Юрьевич. – Это хорошо. Это благородная работа. Вас устраивает, как я чищу картошку?

– Вполне.

Хотел про мужа спросить, да неловко как-то сразу, потому не рискнул ни о чем расспрашивать, догадавшись, что он для нее как снег на голову. Всему свое время. Валерьян Юрьевич улыбался, посматривая на строгую Галину.

Это был единственный случай, когда семейство пришло к согласию, но согласию весьма жаркому – в гостиной дома Валерьяна Юрьевича стоял редкий ор, какой никогда не слышался при главе. Владимир мерил шагами пространство, а здесь было где походить, сунув руки в карманы брюк, иногда размахивая ими и негодуя:

– Он чмо! И чмо нас разорит. Видели б вы его рожу! Мерзкая, тупая и дурацкая харя. Бомж! Натуральный бомж и стопроцентный алкаш.