Ножевая атака - Валерий Шарапов Страница 22

После беседы со Жбановым Зверев вернулся в отдел, позвонил своему старому знакомому старшему лейтенанту госбезопасности Юре Ткаченко и попросил без официальных запросов и прочей волокиты срочно выяснить все, что их ведомству известно про осужденного за измену Родине Аркадия Зацепина.

После этого Павел Васильевич отправился к Корневу и попросил срочно связаться по телефону с Лопатиным. Корнев тут же потребовал объяснений, но Зверев ограничился уклончивым ответом и сказал, что пока что объяснять нечего, а обсуждать с начальником «сырую» версию он не станет. Корнев, как и следовало ожидать, начал возмущаться, но довольно быстро сдулся, не стал долго спорить, позвонил на вахту стадиона «Локомотив», представился и попросил срочно отыскать тренера команды «Спартак». Лопатин подошел к трубке спустя пять минут и громко поздоровался с соседом. Зверев, стоявший рядом с Корневым и услышавший басок Лопатина, тут же вырвал у полковника трубку и резко сказал:

– Здравствуйте, Егор Митрофанович! Это Зверев! Нас никто не слышит?

– Кто? Зверев? – Егор Митрофанович понизил голос. – Спрашивайте, что хотели, нас никто не слышит. Вахтер отлучился покурить.

– Замечательно. Тогда у меня к вам один-единственный вопрос. Есть ли среди ваших подопечных кто-то, кого называют или могут называть Летуном!

Лопатин, не задумываясь, попытался пошутить:

– Да нет. Среди моих ребят нет ни летчиков, ни матросов. Танкистов и артиллеристов, насколько я знаю, тоже не имеется.

Зверев шутку не оценил.

– Что ж, я вас услышал! Ступайте и не вздумайте кому-либо говорить о том, о чем я вас спросил!

– Да-да, я понял, – проговорил Егор Митрофанович и хотел было еще что-то спросить, но Зверев уже повесил трубку.

Не сообщив Корневу результаты беседы с Лопатиным, Зверев вышел из кабинета. После этого Павел Васильевич отправился к себе в кабинет, достал из сейфа папку с материалами дела об убийстве на танцплощадке Летнего сада, принялся читать протоколы допросов всех игроков «Спартака». Отчего его голова снова заболела. Он сходил в медчасть, выпросил у дежурной медсестры Софочки какую-то пилюлю и вернулся к себе. Спустя полчаса боль в голове утихла, и Зверев, отложив бумаги, поставил на плитку чайник и гонял чаи до самого вечера. Зазвонил телефон, и Павел Васильевич схватил трубку.

Услышав знакомый голос, он был готов мурлыкать, точно мартовский кот. Звонил Ткаченко. Он отпустил какую-то дежурную шутку, но Зверев, пропустив ее мимо ушей, потребовал сообщить о том, что удалось выяснить.

Ткаченко не стал упрямиться и сообщил, что связался со своими смоленскими коллегами и прямо по телефону получил первичную информацию об Аркадии Зацепине, осужденном на три года за измену Родине.

– Паша, ты же сам понимаешь, что такие вещи по телефону…

– Понял! Куда подъехать? – буквально рявкнул Зверев.

– Ну уж давай не будем играть в шпионов. Я у себя в кабинете, подъезжай, жду.

Зверев сказал, что выезжает, и, так как официальный рабочий день уже подходил к своему завершению, потребовал дежурную машину.

Дежурный водитель управления Игорек Сафронов всю дорогу доставал Зверева жалобами на свою несносную тещу. Оказывается, Нюра Альбертовна – пышнотелая и громогласная мамаша сафроновской супруги Люськи – пригласила их к себе на загородную дачу, пообещав истопить баньку и угостить вишневой наливкой и пирогами с капустой. Однако, когда Игорек и его жена заявились к полудню на дачу, их ждало ужасное разочарование. Баня была не затоплена, тесто для пирогов не замешано, а обещанная Игорьку вишневая наливка хоть и имелась в наличии, но до поры до времени продолжала храниться в погребе. Пока Игорек несколько часов копался в огороде, потом рубил дрова и сам топил печь, Нюра Альбертовна все же замесила тесто, а пока оно поднималось, они с Люськой пололи грядки и собирали колорадских жуков. За это время Нюра Альбертовна умудрилась полаяться со своей соседкой по огороду Тамаркой, швырнуть поленом в забравшуюся на огород черную козу еще одной соседки, бабы Гали, и прожужжать все уши Игорьку про то, какие хорошие в этом году должны вызреть яблоки и груши.

Только к вечеру Игорек все же сумел как следует напариться в бане, выпить целую бутыль наливки и отведать обещанных пирогов. Однако в полной мере радости от этого он не испытал, так как во время колки дров едва не отрубил себе палец, а после работы с мотыгами и лопатой у него разболелась спина, и Игорек несколько часов не мог уснуть.

«Вот ты мне скажи, Василич, – сворачивая на Вокзальную, продолжал возмущаться Сафронов, – как мне объяснить этой горластой фурии, что я не аграрий? С мотором возиться, так я завсегда! Сутками баранку крутить – тоже на тебе, пожалуйста! А вот рыться в земле, как крот, так уж увольте! Не мое это!.. Не мое!!!»

Не особо вслушиваясь в жалобы своего разошедшегося шофера, Зверев думал о Зацепине и молил судьбу о том, чтобы Ткаченко сообщил ему хоть что-нибудь полезное. Наконец они прибыли в нужное им место, Павел Васильевич вошел в здание Управления МГБ и попросил дежурного на КПП сообщить о нем Ткаченко. Когда дежурный дал Звереву трубку, Ткаченко сказал, что выйдет сам, и попросил обождать его перед зданием в беседке. Зверев успел выкурить две сигареты, прежде чем Ткаченко наконец-то появился.

– Здравствуй, Юрий Викторович!

Мужчины пожали руки.

– Давай сразу к делу, Паша! – усевшись на лавочку напротив Зверева, предложил Ткаченко. – По поводу твоего футболиста информации не так уж и много, но кое-что есть. Родился в Рудне, в девятнадцатом. Отец слесарь, относительно матери сведений нет. Помимо футбола в школьные годы увлекался радиоделом, посещал радиокружок. В тридцать седьмом приехал в Смоленск, работал на заводе монтажником, в июле сорок первого ушел на фронт в возрасте двадцати двух лет, воевал на Юго-Западном и в боях под Харьковом угодил в окружение и пропал без вести. И вот тут-то начинается самое интересное.