Первый в списке на похищение - Валерий Поволяев Страница 20

– Дошло. Больно шея у тебя, Клоп, длинная, долго мысли ползут.

Через несколько минут он набрал номер телефона сотовой связи, известный только ему.

– Полина Евгеньевна, позвольте доложиться. Груз доставлен, насчет накладных с хозяином переговорил. Пока он, мне кажется, малость артачится, горячится, но думаю, условия наши примет. Сейчас ведь время-то какое: все урвать себе хотят, обманывают не только государство, но и своих ближних, так и этот хозяин – мы к нему с доверием, а он фордыбачится… Нет, нет, еще один звонок я обязательно сделаю. Думаю, он согласится на оформление всех документов в три приема. Да, Полина Евгеньевна, у него выхода другого нет, я его дожму. Начальству, пожалуйста, наше самое низкое. Сумма – та, которую обговорили, да, да. Кланяюсь вам, целую ручки… Да, да, до свидания! Я еще буду звонить, как и условились.

К такому разговору никто никогда не прицепится, он совершенно безобидный, к этому разговору невозможно придраться, из него невозможно ничего выявить, никаких сведений – слишком он уж бытовой. Такие разговоры звучат на каждом углу по сто раз в день. Это с одной стороны.

А с другой, сотовая связь дырявая, несмотря на свою престижность и то, что она по карману только богатым «новым русским», тем, кто ею пользуется, ничего нельзя скрыть, владельцам сотовых телефонов каждый месяц звонят из специальной – «сотовой» – диспетчерской и предлагают распечатку разговоров, которые они делали, вот ведь как. Поэтому, с одной стороны, сотовая связь очень удобная, а с другой – не моги сказать по ней ни одного лишнего слова, все станет известно. Для начала – диспетчеру, потом – всем остальным.

Деверь говорил аккуратно, следил не только за интонацией и словами – следил даже за выражением собственной «морды лица», за двоеточиями и запятыми. Чтобы, не дай бог, не сесть на крючок. И Полина Евгеньевна, судя по всему, тоже соблюдала это правило строго.

В этом случае сотовый телефон становился очень удобным – куда удобнее обычной городской сети и всяких там линий с «прибамбасами» – с экранами, свинцовой защитой, с секретами и сверхсекретами и так далее. Лучшей защиты, чем собственные мозги, на нынешний день нет. Пока шел разговор, Деверь прямо-таки излучал сияние, шишки на его голове светились, будто электрические фонари – любо-дорого было посмотреть на этого человека. Даже Костик им заинтересовался, затих на минуту, но потом начал плакать опять.

– Ты какой институт окончил, Клоп? – Деверь аккуратно, боясь что-либо сломать, сложил сотовый аппарат, засунул его в специальный кожаный кошелек любовно сшитый чехол с серебряной кнопкой, висящей у него на поясе. – А?

– МАДИ – Московский автодорожный.

– Не попутчик, не коллега – я совсем из иного заварного чайника… Я окончил Институт легкой промышленности, специалист по пуговицам для пальто и обувным набойкам, вот так-то. – Деверь покосился на Костика. Костик сидел на тахте, сиротливо поджав под себя ноги, и беззвучно плакал, растирая по щекам слезы. – Эт-то что же, тебя дома этому научили – с ногами в постель? – рявкнул Деверь. – Кто тебя этому научил? Отец? Мать?

Костик, не переставая плакать, спустил ноги с тахты на пол.

– С этим арбузенком должны постоянно дежурить два человека. Пока калым не возьмем. – Деверь поугрюмел, вид у него сделался замкнутым, взгляд потяжелел, он огляделся по сторонам, будто видел это помещение впервые и теперь искал в нем запасной выход. – У нас народу мало, надо бы подмогу вызвать. Может, тебе сесть за руль и смотаться за пополнением? – сказал он Клопу. – А?

– Давай вначале пообедаем, – взмолился Клоп. – С утра во рту крошки не было!

– Правильно. На боевые операции всегда надо ходить с пустым брюхом, это закон, – похвалил Деверь. – Его соблюдали еще в Первую мировую войну. На случай ранения. Человек с пустым брюхом имел шанс выжить, с полным же…

– М-да, – погрустнел Клоп, лицо у него сделалось темным, незнакомым, – видели мы, как ты с ранеными обходишься.

– У нас выбора не было, – сказал Деверь. – Это ты о Хряке? Хряк был обречен. В следующий раз ты так же поступишь со мной! Если меня ранят…

– Да ты перестреляешь всех, кто только попытается к тебе приблизиться метров на десять. – Клоп отвернул лицо в сторону, чтобы не видеть своего напарника. – Разве к тебе подойдешь?

– Эт-то верно, – Деверь довольно засмеялся. – За свою жизнь я буду драться до последнего. Буду кусаться и дырявить ваши шкуры, – он сложил пальцы пистолетом, ткнул «стволом» в Клопа. – Пух! Да, у человека с полным, после обильного завтрака желудком нет ни одного шанса выжить, – он поднял «ствол» вверх. – Но сейчас насчет еды ты прав. Медуза, доставай из холодильника водку, будем Хряка поминать. Что там еще у нас есть? Ветчина, колбаса, паштет, рыба… Давай все на стол! И ветчину, и рыбу. И посмотри – копченого угорька не осталось? Нет? Жаль, Медуза. За угорьком надо на Поварскую, к писателям, съездить, там есть блат в ресторане, выделят нам килограмма два полакомиться. Из особого коптильного цеха, – на Деверя после сеанса связи накатила болтливость, он сделался разговорчивым, слова высыпались из него, словно горох из банки, звонко, с эхом отщелкивались в пространство. Деверь стал вдруг благожелательным, полным внимания, даже предупредительности, он с неожиданной ласковостью начал посматривать на всех, в том числе и на бледного, измученного Костика, – там, у писателев этих, имеется хорошая коптильня, в Швеции купленная, продукты копченые такие получаются – с пальцами сожрать можно.

– Ветчина с рыбой не сочетается, – ни с того ни с сего проговорил Медуза.

– Больно голова у тебя большая, – превращаясь в самого себя, отрывисто бросил Деверь, – и круглая. Много в нее вмещается, да не в том порядке.

Медуза привычно втянулся в плечи – он, как и все в группе, боялся Деверя, – но тон Деверя вновь поласковел, голос сделался рассыпчатым, слова-горошины снова зазвенели.

– В пузе смешивается все – и сало и компот. Лучшая еда, она ведь какая – многослойная. Берешь кусок мяса, намазываешь его повидлом, в повидло кладешь кусок селедки, сверху селедку покрываешь толстым слоем горчицы, к горчице пришпандориваешь пару кусков сыра, сверху все зашпаклевываешь солидным слоем сливочного масла, в масло вставляешь двенадцать штук маслин – двенадцать черных глаз, затем отдельный кусок хлеба намазываешь горчицей позлее, украшаешь десятью мармеладинами, соединяешь с первым бутербродом, перевязываешь перьями лука и все это употребляешь вместе со сметаной. Отменное получается блюдо.

– Понос от него бывает таким длинным, что человека приподнимает над землей, – сказал Клоп, – сильная образуется струя.

Клоп боялся Деверя меньше, чем Медуза, он позволял себе иногда подковыривать старшего, и Деверь это проглатывал – да, вот что значит защита, если что, Клопа всегда мог прикрыть брат…

– За Хряка взмылка была?

– Нет, Полина Евгеньевна даже не спросила. Это же предвиденные, заранее просчитанные потери. А вот шофера «мерса» мы напрасно оставили, его надо было бы убрать.