Я – Джек-Потрошитель? - Александр Чернов Страница 20

Сияющий мартовский день ласково встретил меня на улице. Как я и предвидел, от белого покрывала, которое еще утром окутывало землю, остался лишь мокрый асфальт да грязные клочки снега под деревьями, куда не заглядывало солнце.

Я остановил такси, расположился на заднем сиденье и назвал шоферу адрес Николаева Бориса, который я вычитал из протокола допроса свидетеля. Таксист добросовестно крутил баранку в течение пятнадцати минут, потом высадил меня на широком проспекте перед длинным рядом девятиэтажек.

Прямо у дороги удобно разместилось кафе "Лотос". Летняя половина кафе не работала. Красные пластиковые столы и стулья были аккуратно сложены стопками в зимней части заведения. На улице остались только большие зонтики с уныло провисшей от влаги материей, сшитой из разных лоскутов.

Я вошел в кафе. Несколько пар, в основном студенты, сидели за столиками и гнездились на высоких круглых табуретах у стойки бара. Грохотала музыка, посетители ели мороженое, потягивали коктейли, но особого веселья не ощущалось. Я отыскал свободное место, заказал чашку кофе. Мне необходимо было сосредоточиться.

Из того же протокола мне было ясно, что Хвостов не принимал всерьез Бориса. Из числа подозреваемых он исключил его сразу. Допрос майор провел поверхностно и, кажется, поверил Николаеву, который утверждал, будто свою бывшую жену в ночь убийства он не видел, домой вернулся в час ночи и сразу лег спать.

"Алиби, не ахти какое, — подумал я, закуривая. — Родители — люди заинтересованные, могут и соврать, чтобы выгородить сына".

Я смутно представлял, с чего и как начну свое расследование, но, надеясь сориентироваться на месте, допил кофе и покинул кафе.

После недолгих поисков нашел нужный мне дом. Девятиэтажка была давно обжитая. Об этом свидетельствовали вылинявший подъезд и расцарапанные рисунками и надписями стенки лифта.

С натугой и скрипом лифт потащился вверх.

Николаевы жили на седьмом этаже, я сошел на шестом.

На узкой лестничной площадке два прямоугольника железных дверей смотрелись как бронированные двери банка. На левой цифры 16–17, на правой — 18. Я остановился, чтобы перевести дыхание. Мне не хватало решимости.

Вверху хлопнула дверь, и в скором времени по лестнице, опоясывающей лифт, спустилась невысокая женщина пожилых лет. Ее годы неутомимо шагали к закату, но женщина молодилась при помощи губной помады и окрашивания волос в неестественно смоляной цвет. Модное светлое пальто с меховым воротником и кокетливая шапочка также имели цель скрыть возраст, однако демаскирующим признаком служила дряблая шершавая кожа, которую не мешало бы перетянуть на ней, как на старом провисшем барабане. У женщины было такое счастливое лицо, что, казалось, она с восхищением разглядывает свое отражение в зеркале, перед тем, как отправиться на первое свидание. Занятная женщина окинула меня взглядом антрополога, который наткнулся на живого неандертальца. Я сделал полупоклон, нажал на кнопку звонка у цифр 17–18 и уткнулся в стену. Специалист по человековедению прошмыгнул за спиной, цокая каблуками.

За дверью, поворачиваясь, долго щелкали замки, будто их открывал неумелой рукой ребенок, наконец, дверь отворилась ровно настолько, насколько позволяла короткая цепочка. В темноте горели два глаза.

— Вам кого? — осведомился звонкий женский голос.

Я прицепил одну из своих лучших улыбок.

— Здравствуйте!.. Я из милиции… Вот… — я раскрыл фальшивое удостоверение и выставил его на вытянутой руке, предлагая полюбоваться.

Глаза обошли вниманием книжечку. Они неотрывно смотрели на меня.

— Час назад ко мне уже приходил милиционер, — прозвенел колокольчик ниже уровня двух светящихся точек.

Вытянутая рука с удостоверением онемела.

— Вот как?! — я хлопнул книжечкой и сунул ее в карман.

— Да. Он интересовался Николаевым, у которого ночью убили жену.

Я принужденно рассмеялся:

— Ах, так то был Женька — мой помощник. Очевидно, мы с ним разминулись.

— Теперь я вам не нужна?

— Еще как нужны! Женя — парень умный, и я ему доверяю, но по неопытности он мог не обратить внимания на важные детали, поэтому я лично хочу задать вам пару вопросов.

Глаза вспыхнули двумя звездочками; мелодичный звон колокольчика сменился на недовольное потренькивание.

— Обо всем, что я думаю о Николаеве и его семье, я уже выложила вашему помощнику — остальное не важно. А сейчас у меня много дел, так что извините!

Дверная цепочка медленно провисла, а щель сузилась, в ней мигал уже только один маячок. Я нажал рукой на двери и, подавив слабое сопротивление с другой стороны, вновь растянул цепочку до отказа.

— Мадам! — обратился я так, как обратился бы к докучливой жене посла на официальном приеме. — Позвольте нам судить, что в нашем деле важно, а что нет, — и сам, поражаясь своему нахальству, сердито добавил: — Вы не находите, что таким образом неудобно разговаривать с представителем власти?

В темноте сверкнули глаза рыси. Дверь захлопнулась, но только для того, чтобы избавиться от цепочки и через секунду распахнуться настежь.

Передо мной в полумраке стояла темноволосая девушка с пронзительными и на удивление ясными глазами. Она была раздражена. Ее внешний облик говорил о том, что хозяйка квартиры давно не выходит из дому, последнее время за собой не следит и уж никак не ждет гостей в этот час.

— Идемте, — устало звякнул колокольчик.

Девушка повернулась, пошла по темному длинному коридору, сплошь занавешенному пеленками, которых хватило бы на целый родильный дом. Путаясь и отмахиваясь от них, как от паутины, мы добрели до конца коридора. Он оказался общим на две квартиры.

— Нам сюда, — хвостик волос взвился в противоположную той стороне, куда указал острый подбородок девушки, и вновь занял свое первоначальное положение между лопатками. — Соседи сейчас на работе. Они возвратятся к вечеру, — пояснила молодая женщина, мотнув на сей раз головой в противоположную сторону.

Мы свернули в правую квартиру… Комнаты давно не проветривались. Было душно; пахло стиркой, супом и молоком. От жары я тут же приобрел застенчивый вид и вялую походку.