Сенсация Ричарда Эшли - Моррис Уэст Страница 20

Длинный столбик пепла упал с сигареты на ковер. Эшли извиняюще развел руками и вдавил окурок в пепельницу.

— Таков мой основной мотив. Я допускаю, что есть и другие, но этот самый главный. И, если бы я не верил в него, то ударил бы с вами по рукам, получил бы от вас круглую сумму, забрал Козиму и первым самолетом из Рима улетел бы в Калифорнию выращивать апельсины.

— Я не постою за ценой. Сколько вы хотите?

— Мы не договоримся, — покачал головой Эшли.

— Вы можете продать мне фотокопии и напечатать статью без них?

— Нет!

— Подумайте о моем предложении день или два.

— Мое решение неизменно.

— Не спешите, мой друг. Подумайте. Утро вечера мудренее. — Он протянул руку. — Спокойной ночи, Эшли. И золотых грез.

Лунный свет серебряными квадратами ложился на полированный паркет. Грузная мебель отбрасывала замысловатые тени. Херувимы лепного потолка прятались в глубокой тьме. Ричард Эшли лежал без сна на широкой кровати, обдумывая события первого дня, проведенного на вилле Орнаньи.

Что-то он приобрел, что-то потерял. Приобрел ценную информацию: узнал о связи убитого с семьей Орнаньи, о ревности и отчаянии Елены Карризи, отвергнутой герцогом, о продажности Таллио, о верности Козимы, солгавшей, чтобы защитить его, о том, что Орнанья боится его и готов пойти с ним на сделку.

Потери казались менее очевидными, но их не следовало недооценивать. Между ним и Орнаньей наметился открытый разрыв. Пока сохранялось равновесие, но каждый понимал, что в конце концов оно будет нарушено и одному из них придется признать себя побежденным. Его безопасность покоилась на лжи, Орнанья уверовал, что фотокопии у него. Но он не мог вести борьбу на столь зыбкой основе. Он должен найти фотокопии или признаться герцогу, что у него их нет.

Эшли смотрел на тени и думал об Елене Карризи. Оскорбленная женщина с горячей южной кровью первым делом бросается мстить. Тем более что у нее есть такая возможность. Секретарь Орнаньи, она в курсе всех его дел. Она знает, как побольнее ударить герцога. Ей известно о расследовании, которое ведет американский журналист. Кроме того, у нее может возникнуть желание заработать себе на приданное, чтобы избежать союза с Таллио Рицциоли и самой выбрать мужа.

Она могла взять письма, передать их сводному брату для копирования и продажи, а потом сидеть сложа руки и ждать падения Орнаньи. И все это время ее маленькая крестьянская душа разрывалась между любовью и ненавистью к герцогу, между отчаяньем и робкой надеждой.

Но надежда медленно угасала по мере того, как осведомители Орнаньи стягивали кольцо вокруг Гарофано. Она знала о телефонных звонках в Рим из Неаполя, Сорренто, с виллы герцога. Осведомители докладывали о каждом шаге Гарофано. Она знала о новом предложении, толкающем того в руки герцога. Она предупреждала брата, но тот не слушал, ослепленный жадностью.

Когда же наконец Гарофано убили, она не знала наверняка, кто это сделал. Она не хотела знать, потому что чувствовала, что вина могла пасть на ее возлюбленного, и возможно, даже на отца. Поэтому для собственного спокойствия она решила, что Гарофано убил Эшли, совершенно посторонний ей человек.

Чем больше он думал об этом, тем крепче становилась уверенность в правомерности его рассуждений. Даже капитан Гранфорте мог бы согласиться с ним, получив фотокопии писем. Фотокопии…

В баре Гарофано сказал, что может принести их в любой момент, если они договорятся о цене. Вероятно, он говорил правду. Иначе зачем ему приходить в отель. Значит, фотокопия в Сорренто, в сейфе банка или у верного человека… Но кому мог довериться такой мошенник, как Гарофано?

Прежде чем Эшли успел подумать об этом, мягко открылась дверь, и вошла Козима в халате до пят. Она принесла полотенце, миску с водой, флакон масла. Эшли тут же сел, изумленно уставившись на нее.

— Козима! Ты сошла с ума!

— Твои глаза, Ричард. Я видела их за обедом. Они такие воспаленные. Я… подумала, что смогу хоть чем-то помочь.

Она задернула тяжелые портьеры, зажгла свет, поставила на ночной столик миску и флакон. Затем начала протирать его глаза ваткой, смоченной в масле.

— В тот момент, Ричард, я едва не возненавидела тебя. Нет, нет! Молчи. Лежи и не мешай мне. У тебя ужасные глаза. Но потом я поняла, что ты думал, что я с мужем заодно. Я… теперь я не виню тебя. Мне следовало сразу объяснить…

— Ни в чем ты не виновата. На пляже я пытался извиниться, но… — Он тяжело вздохнул. — Только ты мне не дала. Поцелуй меня.

Козима коснулась губами его губ, последний раз смазала ему глаза, вытерла полотенцем лоб и щеки, села на край кровати.

— Ричард… Что с нами будет?

— О чем ты?

— После того, что произошло, я не смогу жить с моим мужем. Да и он вряд ли захочет, чтобы я осталась. После выборов я ему уже не нужна.

— Развод?

— Итальянские законы этого не разрешают.

— Мы можем уехать. Ты получишь развод в другой стране.

— Да. — В ее голосе не слышалось убежденности.

— Ты католичка? Церковь осуждает разводы и повторную женитьбу разведенных.

— Я… я так давно не была в церкви, что мне это без различно.

— Я-то вообще неверующий, Козима. И мне все равно, кто распишет нас и где. Но будешь ли ты счастлива, если святой отец не благословит наш брак?

— Счастлива? — Козима отвернулась. — Я не знаю, что это такое, Ричард. Раньше я думала, что счастлива с тобой. Потом нашла, что этого недостаточно. Мне казалось, что стану счастливее получив то, что мог дать мне Орнанья. Но потом выяснилось, что и тут чего-то не хватает теперь я не знаю. Возможно, полного счастья и нет.

Эшли недоуменно смотрел на нее.

— Что ты хочешь этим сказать Козима? Ты меня не любишь? — как ты можешь так говорить!

— Я не говорю, я спрашиваю. Ты хочешь, чтобы я увез тебя отсюда и женился на тебе? Я готов пойти на это, если ты будешь счастлива. Ты хочешь оставить мужа и жить со мной без одобрения нашего союза церковью?

Козима внимательно разглядывала свои руки.

— Ричард, я хочу тебе что-то сказать.

— Говори.

— Я думаю, мы будем счастливы вместе. А церковь скорее-всего не заметит одной заблудшей души, которая и так сбилась с пути. Для меня невозможно другое. Я не могу строить свое счастье на горе человека, который в конце концов мой муж, и, несмотря на всю его безжалостность, был добр ко мне.

— В «Уединении» тебе было безразлично, опубликую я статью или нет.

— Я знаю, знаю, — тихо ответила она. — Тогда я опьянела от радости нашей встречи. Теперь я поняла, что не могу переступить через себя. Я выйду за тебя замуж, Ричард. Я буду жить с тобой, где ты пожелаешь. Но я хочу, чтобы ты отказался от публикации этой статьи. Сейчас у тебя есть на то веские причины. Тогда, мне кажется, у нас будет шанс вновь обрести друг друга.