Бес в ребро - Георгий Вайнер Страница 20

— Ну да, я уже знаю: массовость — это кассовость!

— Истинно сказано! Га-га-га! — радостно загоготал Шкурдюк. — Давайте я вам продемонстрирую наши достижения. У нас новый аттракцион — потряс! Собирались открыть к началу сезона, да сами знаете, как работают наши герои-строители. Пустили еле-еле в сентябре, а тут и посетители иссякли… И кассовость наша под угрозой!

Шкурдюк показал на циклопическое сооружение, похожее на огромную карусель, но вместо привычных деревянных зверюшек висели на кругу обтекаемые капсулы вроде маленьких самолетных кабинок.

— Давайте я вас прокачу, чтобы вы со знанием дела могли описать наши будни и победы, как полагается настоящему журналисту.

Он быстро взял меня под руку и, не давая возразить, повел к помосту аттракциона.

— Смотрите, это лицензионный аттракцион, «Энтерпрайз» называется. По-американски обозначает «предприятие». Заплатили за него тысячи несчитанные, а он полгода простоял зазря, окупаемости фондов нет, омертвление капитала налицо, один я душой болею за это. Сколько недокатанных людей осталось! Да кто же у нас с деньгами-то народными считается!

Шкурдюк щелкнул замком, распахнул стеклянную дверку капсулы, посадил меня в тесное креслице, застегнул на мне ремень безопасности и стал орать куда-то вниз, в машинное отделение:

— Дарья! Дарья Васильевна! Включай, давай прокати нас…

— Сщас! Сщас! — услышала я голос давешней старухи, называвшей Шкурдюка свиномордом.

Свиноморд, как бывалый пилот-инструктор, уверенно сел на заднее сиденье кабинки, и в это время раздался мощный тяжелый гул. Озноб вибрации передался мне, я ждала с нетерпением, когда двинется в свой круговой быстрый путь карусель, лихо раскручивая кабинки на разных уровнях. Вообще-то эти нынешние аттракционы очень мало походили на невзрачные развлечения нашего детства в парке культуры — иммельман, гигантские шаги, качели. Мрачно гудящий «Энтерпрайз» напоминал не столько развлекательное сооружение, сколько мощную индустриальную конструкцию.

— Готово, — сказал Шкурдюк и крикнул Дарье: — Поехали!..

Медленно завертелись опорные спицы карусели, с нарастающим ревом кабинка поехала по кругу, и вдруг сердце провалилось куда-то вниз, потому что с пол-оборота капсула резко полетела вверх. Мы стремительно описывали восходящую круговую траекторию, от которой у меня все замирало внутри. И когда я взглянула вниз, то с ужасом увидела, что диск карусели неудержимо поднимается на ребро и становится вертикально, превращаясь из карусели в чертово колесо. Кабинка вращалась одновременно в двух плоскостях, и вместе с этим чудовищным воем росла ее скорость, сиденье ушло из-под меня, и я вдруг увидела, что земля оказалась у меня над головой — я висела вверх ногами…

А потом я уже ничего не видела — где земля, где небо, вверх, вниз, только ухающее ощущение ужаса и уверенность, что сейчас вся эта завывающая воздушная колесница с ревом и лязгом обрушится вниз, размозжив меня на кусочки. Сзади что-то кричал мне Шкурдюк, но я совершенно ополоумела от страха, потому что это было какое-то неведомое ощущение полной беззащитности перед погибелью…

Почему это — развлечение? Ничего развлекательного и приятного я не испытывала, а только бесперечь падала наземь, взрывоподобно взлетала куда-то вверх, меня крутило вокруг себя самой, я знала — вот это и есть полная потеря себя, я не принадлежала себе нисколько. Меня не было, я превратилась в маленькую живую клетку этой ревущей машины, и воли моей не существовало…

О, жалкая участь куска фарша внутри раскручиваемой на веревке мясорубки.

Не знаю, сколько это длилось. Я чувствовала, что если еще хоть один оборот совершит этот проклятый «Энтерпрайз», меня вырвет. Но неожиданно ужасающий вой и гул, начавшийся таким безобидным густым жужжанием, стал стихать, кабинка в полете выровнялась, и я увидела, что постепенно опорное колесо круговерти стало опадать, опускаться, склоняться к смиренной горизонтали, скорость гасла, пока шум двигателя не стих совсем, и кабинка наконец замерла.

Провальное безвременье обморочного состояния. Не понимаю — где я, что со мной, куда подевался Шкурдюк. Подбитое серой ватой облаков низкое небо, раздерганные ветром мокрые кроны деревьев и участливое лицо Дарьи Васильевны, которая мне говорит:

— Непонятные радости нынче у людей стали…

Оперлась на ее руку, вышла на дощатый помост, как сильно пьяная, — все кружилось перед глазами, меня качало, я бы наверняка упала, если бы не держалась за руку старушки. Пока наконец услышала где-то высоко над собой голос Шкурдюка:

— Э-э, гражданочка, да вы совсем не приспособлены для острых ощущений! Идемте, я вас напою чаем, сразу придете в себя…

Не помню, как мы дошли с ним до алюминиевого вагончика, где размещалась контора Шкурдюка. Он усадил меня за белый пластмассовый стол, на котором стоял китайский термос — недостижимый и розовый, как тропическая птица фламинго.

Я пила горячий крепкий чай, восстанавливалось дыхание, мир прекратил свое безумное кружение вокруг меня. Теплым пыхтящим половиком привалился к моим ногам Мракобес.

А Шкурдюк сетовал на жизнь:

— Нет, что там ни говорите, а в нас, людях образованных, нет прочности наших предков. Чуть что — и в ауте!..

— Это точно, — согласилась я. — Наши предки с утра до ночи гоняли на «Энтерпрайзе» — и хоть бы хны…

— Да разве в этом дело? — махнул рукой Шкурдюк. — Жизненной силы нам не хватает. Мой дед с утра чугун картошки с салом съедает, а мы уже — не тот компот! Эх, разве бы я тут сидел, если бы меня здоровье так не подводило… Нервы совсем ни к черту!

Глядя на эту сбитую из дикого мяса и лошадиных костей фигуру, было трудно поверить, что там внутри еще есть и нервы.

— А чем же это вы страдаете? — спросила я вежливо.

Шкурдюк подобрался, как для декламации стихов, и значительно, с выражением сообщил:

— У меня вегето-сосудистая дистония с вазомоторными кризами…

Он говорил это старательно, будто долго разучивал по бумажке свой диагноз.

— Это у вас, наверное, от излишнего образования, — предположила я.

А он легко согласился:

— Наверное, скорее всего. — После чего спросил: — А к нам-то вы пришли зачем?

Я допила остаток чая из чашки, потому что знала — теперь уже, не предложит, и как можно спокойнее сказала:

— Я бы хотела, чтобы вы мне рассказали о драке, которая произошла несколько дней назад в такси…

— А почему это вас интересует? — спросил Шкурдюк с напором, и глаза его мгновенно выгорели, став из голубых белыми.

Я вздохнула:

— Вы не мальчик, должны понимать, что драка на улице имеет не только личный, но и общественный интерес. Как я слышала, вы избили и оскорбили человека.