У метро, у «Сокола» - Вячеслав Курицын Страница 20

Как раз сегодня узнала в ЖЭКе Елизавета Ивановна эту страшную новость, и хорошо ее кондратий прямо там не хватил, на шатком стуле с продавленным картонным седалищем, средь грязно-салатовых стен. Две комнаты можно превратить по обмену в однокомнатную квартиру, и сама Елизавета Ивановна тоже ведь где-то живет. Допустим, у нее еще комната, а три комнаты… Но теперь это уже неактуальная арифметика.

Елизавета Ивановна выдвинула несколько энергичных предположений, как ухитрилась Рая Абаулина прописать племянницу поперек московских правил, ответа по существу не получила, вот и пошли в ход тарелки. Рая Абаулина потом сказала, что, в общем, сестру соседа понимает и зла на нее держать не станет, что Елизавета Ивановна вообще «не такая», а тут ясно, квартирный вопрос, и Василий кивал головой, кричал: «Не такая!» Но и Раю Абаулину надо понять, племяннице-то где-то жить надо. Елизавета Ивановна кричала, что никакой племянницы тут отродясь не бывало, а Рая Абаулина отвечала, что как же, почти каждый день заходила, и Василий Иванович кивал головой, кричал «Ходят! Разные ходят! Крашеных много!» Прямо сейчас? Нет, прямо сейчас она в деревне, но скоро переберется в Москву окончательно. Сколько, кстати, будет опечатана комната? А сколько длится следствие? Ясно. А… Золотые зубы оказались у Раи Абаулиной, вот что. Не меньше двух в нижнем ряду. Вчера в ресторане Покровский этого не разглядел. Но вообще помятая, растрепанная, разгоряченная схваткой Рая казалась сейчас почти красивой в этой растрепанности своей, с веселой размазанной косметикой. Чертыхаясь, пошла перекрашиваться.

С Елизаветой Ивановной на интересующие Покровского темы побеседовать не удалось, она то кричать начинала, то за сердце хваталась и на стул плюхалась. Ладно, позже. А с Раей Абаулиной разговор вполне получился. Она даже, направляясь в ресторан, не сразу на трамвай пошла на Ленинградку, а проводила Покровского до Петровского парка. Ну, путь не дальний, но все равно приятно.

По дороге Покровский развивал прилипчивую тему жилплощади. Сказал, что рад за Раю, что у нее так удачно все в этом смысле с племянницей складывается.

– Жила в деревне, а тут хоп – сразу в Москве! Замечательно!

– Да, – осторожно согласилась Рая Абаулина. Не могла понять, что у Покровского за интонация. И спохватилась. – Забот на мою голову, хочет в техникум, а в тот техникум еще поди протырься. В деревне вторая еще подрастает…

– Это все ерунда, – беспечно перебил ее Покровский. – Главное, есть где жить. А потом можно одну племянницу за Василия Ивановича замуж. Туда-сюда…

– Туда-сюда? – переспросила Рая Абаулина.

Руки пухлые, сдобные, что называется. Самый цвет. Так и хочется прикоснуться. Чисто тактильное желание, даже до чувственного интереса. Скоро сдоба перейдет решительную черту, потечет, размякнет, как тесто сбегает из бадьи, или из чего оно там сбегает. Но вот прямо сейчас – консистенция идеальная.

– Конечно, туда-сюда и весь сказ! Потом Василия Ивановича в стационар по психиатрической линии, вот уже и три комнатки у вас.

Раиса остановилась, воззрилась на Покровского, определялась с реакцией. Покровский сказал:

– Или двух.

– Что или двух?

– Двух племянниц за Василия замуж, чтобы сам в стационар запросился.

– У нас двоеженство запрещено, – важно сказала Раиса Абаулина.

Хохот наружу не вылился, хотя веселье прямо плясало на резко посвежевшем лице. Есть (или было) такое, кажется, искусство – почти довести до самого до момента, до точки, до влажного взрыва – и сбросить газ, отложить встряску-развязку…

– А машину вы какую покупаете, если не секрет?

– Знаете про машину?! А! – губы презрительно скривились. – Обсос вам сказал? Я при нем сказала подружке, что жду открытку. «Москвич» покупаю, не барыня. Денег брат дает. Отец племянниц, Сашка. Он бригадир в колхозе, серьезный мужчина. Колхоз у нас миллионер, так что…

– Очередь-то длинная.

– У меня появилось ощущение, что возьмет да ускорится.

Смотрит лукаво. Охотно включилась в игру.

– А как вы Николая Борисовича назвали? Атосом?

– Не Атосом, а обсосом! – рассмеялась Рая Абаулина. – Скажете, Атосом. Много он вам порассказал?

– Как раз не особенно. Не склонен лезть в чужие дела, несколько раз повторил.

– А что он мог рассказать? Что ко мне подруги заходят и племянница? Что меня мужчины на машинах подвозят? Это, знаете, я право имею…

– А к нему кто-то ходит? – спросил Покровский. – К Бадаеву?

– К нему-то… Не сказала бы. Когда я только заехала, ночевала иногда одна… И потом приходили еще какие-то. Но редко.

– К вам приставал?

Рая Абаулина ответила буднично, деловито:

– Лез, конечно. Получил полотенцем по мордасам, больше не лезет.

– То есть предметом он интересуется, но к нему не ходят. Сам, может, к кому ходит?

– Дома всегда ночует. Я, знаете, – Рая Абаулина перешла на доверительную интонацию, почти на шепот, – что думаю. Он же там у себя в ЦСКА какой-то мелкий начальничек. Вот и прижимает подчиненных бабенок по бытовкам. Раз-раз, отстрелялся, даже конфет покупать не надо… Дело известное.

Рая Абаулина улыбнулась кривовато, с элементом цинизма, что скорее подошел бы мужчине-руководителю, которого такое мироустройство вполне устраивает, чем возможной жертве этого мироустройства.

Небо ясное, освещение на аллее не то, что в ресторане или в коридоре коммуналки. Не только задорный блеск глаз видно, не только сливочную кожу, что отливает молодостью и здоровьем, но и прыгающие подушечки под подбородком… Им, впрочем, еще нужно время, чтобы взять власть.

И платье кримпленовое великолепное, со сложным абстрактным узором, фиолетовое, лиловое, лимонное, в Дом кино не стыдно, а сверху чудовищным диссонансом – пушистая розовая кофточка.

Чуть-чуть щурится, зрение, наверное, не идеальное… Очень трогательно.

Рая Абаулина, кажется, не могла понять до конца смысла того взгляда, которым Покровский ее окатывал.

Есть ощущение, что мент проявляет симпатию, но это, наверное, наигранное. И вообще непонятный… Что за шуточки про замужество на Василии? И, кстати, в чем дело-то вообще!

– Непонятно, что вы выведываете! Весь район знает, что маньяк старушек убивает, – Покровский почувствовал, что Раю Абаулину передернуло. Но буквально тут же она весело хихикнула. – Не Василий же Иваныч маньяк. И не пупырь. Это я про обсоса. Иногда я его еще пупырем называю. Может, думаете, я маньяк?

И опять хихикнула. И тут же посерьезнела.

– Ужас что… – махнула рукой. – Вы уж его найдите скорее. Но что вы про нас-то выспрашиваете?

Покровский вздохнул.

– Понятно. Найти не можете, тычетесь куда попало, – справедливо заметила Рая Абаулина. – А как думаете, он еще будет? Ну, это…