Эксгумация - Даниэль Жирар Страница 20

Шварцман вспомнила, какое впечатление произвели на нее работники Спенсера. У него были те же кухарка и экономка, те же садовник и водитель, что и несколько лет назад, когда он в двадцать один год купил этот дом. Спенсер не увольнял людей за неподчинение. Он наказывал их тем, что лишал возможности уйти.

В этом смысле его жена ничем не отличалась от них.

В ту ночь она крепко спала. Младенец тоже уснул, устроившись так, что ни крошечные ступни, ни локотки не касались ее чувствительных органов. Она спала, положив руку на живот, как делала, начиная с третьего месяца беременности. Кстати, ее беременность, похоже, умиротворила даже Спенсера: он реже отсутствовал; они чаще ели дома и вместе обсуждали оформление детской комнаты. Казалось, он привыкал к будущему отцовству.

Да, наверное, Спенсер мог бы стать тем человеком, которого все видели вне дома. Любящим, харизматичным. Он уже добился успеха в жизни. Его интеллект, увлеченность делом, способность к стратегическому планированию — все это говорило само за себя. Работая в банке, он уже достиг многого.

В ту ночь Спенсер отсутствовал, отмечая не то слияние, не то начало партнерства, — Анна не знала, что именно. Но ей было интересно это знать. Ей нравилось иметь дело с большими цифрами. Однако, как он часто напоминал ей, она даже не закончила колледж и поэтому ей больше подходило рисование, нежели расчет прибылей и расходов.

В какой-то момент хлопнула входная дверь и разбудила ее. Стекла в комнатах вздрогнули, а вместе с ними и она сама.

Бо́льшую часть событий той ночи Анна помнила ясно и четко, но после дребезжания стекол воспоминания походили скорее на разрозненные снимки, чем на фильм. Сильнее всего ей запомнилось, как она прижала к груди Спенсера ладони, как боролась с ним. Его лицо побагровело, с губ летела слюна. Он развернул ее и швырнул через комнату.

Анна налетела животом на его туалетный столик, разбив при этом пузырек одеколона «Гуччи», запах которого отныне всегда будет напоминать ей о смерти. Она помнила ощущение крови и околоплодных вод, как все это, словно густой теплый суп, стекало по ее ногам на бледно-желтый ковер. Она видела, как на нем уже собралась лужа.

Анна пыталась дать картинам той ночи исчезнуть. Она уже переживала их слишком много раз.

Боль от удара, когда она налетела на туалетный столик, от того, как ей в живот с силой врезается мраморная столешница. Ощущение, что все внутренности бьются о позвоночник. Анна знала с абсолютной уверенностью, что именно этот, третий удар в живот убил ее будущую дочь. А вид крови остался с ней навсегда…

Она заморгала и сжала в кулаке темно-серые хлопковые простыни.

Ты в безопасности.

— Ты в безопасности, — сказала она вслух. Голос был хриплым, в горле пересохло, как будто она кричала.

Сидя спиной к деревянному изголовью, Шварцман сделала несколько глубоких вдохов и оттолкнулась от него, глядя на четыре угла своей спальни. Слева — угол, где встречаются две серые стены. На одной из них — черно-белый силуэт женщины, который она купила на базаре ремесленных изделий в Сиэтле. Второй угол — с темной дверью в гардеробную. Красивая дверь из шести панелей, которую она выкрасила в черный цвет, чья текстура напоминала завитки серого песка; а узлы древесины подобны лужицам смолы. Третий угол — с окнами, задернутыми черными жалюзи; справа от нее пепельного цвета прикроватная тумбочка с металлическим светильником со светлым абажуром.

«Его здесь нет, — сказала она себе. — Его здесь нет. Ты в безопасности».

Проверенный метод борьбы с воспоминаниями. В комнате было тихо. В ее комнате. Спенсер Макдональд сюда не войдет.

Она снова устроилась на кровати, притянула к себе подушку и крепко прижала ее к пустоте своего живота. Но сон не шел. Вместо этого Шварцман лежала в постели, глядя в потолок, пока солнце не поднялось над горизонтом и комнату не залил утренний свет.

* * *

Шварцман прибыла в морг сразу после восьми. Когда она, завязывая на талии халат, вошла туда, ей показалось, что в помещении как-то особенно холодно. Анна проверила термометр, но тот, как всегда, показывал положенные шестьдесят семь градусов ^[10].

Пока она шла через комнату, ее пальцы машинально потянулись туда, где на плоской, твердой поверхности грудины, несколькими дюймами ниже яремной впадины, лежал кулон. Но они нащупали лишь кожу.

Некоторые люди говорят, что без обручального кольца чувствуют себя голыми. Шварцман их понимала. Она постаралась выбросить из головы картинки с места преступления. Они будут лишь отвлекать.

Ее работа — в этой комнате, на этом стальном столе. Все, что она сможет узнать об этой женщине из физических особенностей ее тела, поможет полиции найти убийцу. Для нее этого достаточно.

Анна нащупала инструменты на металлическом подносе. Скальпели, пилы для кости, камера для документирования травм, ножницы, которыми она прорезала ребра… Все на месте. Всегда. Шварцман вновь пробежала пальцами по инструментам — ей почему-то казалось, что чего-то не хватает.

Что бы она там ни упустила, это нечто не давало о себе знать. Стуча металлическими колесами по цементному полу, Шварцман подкатила каталку к телу. Связала волосы в пучок на затылке, проверила, не болтаются ли свободные пряди, и надела пару латексных перчаток.

Невозможно предугадать, сколько времени займет вскрытие. Она начнет с одежды. Хейли и Хэл забрали единственное украшение, а она захватила балетки от «Тори Берч», размер восемь с половиной… кстати, такой же, как у нее. Затем проверила два небольших квадратных кармашка на лифе желтого платья. Убедившись, что они пусты, осторожно сняла платье и сложила его в мешок в качестве вещдока. Под платьем у Виктории Стайн были надеты простой белый кружевной бюстгальтер и такие же белые трусы.

Бюстгальтер на косточках, что удивительно, поскольку Спенсер не любил бюстгальтеры на косточках. Трусики традиционного покроя, не стринги. Спенсер также не любил стринги.

Шварцман сложила обе части по отдельности, проверила правильность маркировки и положила стопку вещдоков на стойку у двери, чтобы потом отнести в лабораторию.

Теперь, когда Виктория Стайн лежала перед ней голая, Шварцман включила диктофон и назвала ее личные данные.

— Имя: Виктория Стайн. Возраст: тридцать три года. Рост: пять футов, семь дюймов…

Всего на дюйм ниже ее самой.

— Вес: сто тридцать пять фунтов. Раса: белая. Цвет волос: брюнетка.

Она изучила корни волос жертвы. Волосы недавно выкрашены, причем явно дорогой краской. Шварцман собрала несколько прядей в пакетик для улик.

Ухоженные волосы соответствовали дорогой квартире. Ногти жертвы были недавно отполированы и покрыты лаком телесного розового цвета. Спенсер одобрил бы.