Охота за богатством - Наталия Антонова Страница 19

– А во-вторых, я подозреваю, что Шура приехал с умыслом.

– С каким таким умыслом? Миндаугас! Ты меня пугаешь.

– Я что-то не заметил, чтобы вы были склонны к испугу, – иронично произнёс он, – просто я хотел вам напомнить, что бывали такие случаи, когда все улики указывали на человека как на убийцу, а Наполеонова грызли сомнения. Что он делал тогда?

– Что? – машинально спросила Мирослава.

– Вкладывал конец запутанного клубка в руки своей ближайшей и дорожайшей подруги, – не скрывая сарказма, проговорил Миндаугас.

– Ты думаешь, что и на этот раз? – с сомнением в голосе спросила она.

– Я не утверждаю, – ответил Морис, – но и не исключаю этого.

Продолжить строить догадки насчёт Шуры и опровергать их и дальше им не удалось, так как Наполеонов вошёл на кухню собственной персоной. Точнее было бы сказать – вкатился. Мирослава была права в том, что Шура устроит себе банные процедуры. И вот он явился в длинном до пола махровом халате серебристо-сиреневого цвета, раскрасневшийся с мокрыми волосами.

– Шура, зачем ты утащил мой халат? – напустилась на него Мирослава.

– Свой я не нашёл, – ни капли не смутившись, ответил друг детства и ловко стащил из-под рук Мирославы кусочек говядины, которую она резала в салат.

– Ты что, хочешь, чтобы тебе отрезали палец? – вскрикнула она.

– Нет. Ты же не станешь добавлять в салат своих друзей.

– Безалаберный, – беззлобно выругалась она. И велела: – Сядь на диван и не крутись под ногами.

– Морис, хочешь, я помогу тебе? – спросил Шура с нескрываемой надеждой в голосе.

– Не надо.

– Кушать очень хочется, – пожаловался Наполеонов.

– Надо было позвонить раньше и предупредить, что ты приедешь.

– Я до самого последнего момента не знал, когда освобожусь, – вздохнул Шура. – А тут неожиданно Солодовников смиловался и дал мне на завтра отгул. У меня их там штук сто накопилось!

– Ладно. Тогда просто подожди немного.

Шура с завистью посмотрел на подоконник, где кот Дон ел из своей миски отварную куриную грудку. Кот, в свою очередь, тоже посмотрел в сторону следователя оценивающим взглядом, по-видимому прикидывая, способен ли тот покуситься на его ужин. Решив, что всё-таки нет, спокойно продолжил трапезу.

Наполеонову пришлось томиться не слишком долго. Перед началом ужина ему поручили нарезать хлеб, и он, пока резал, съел один ломоть ржаного хлеба, посыпав его крупной солью. Детективы ничего ему не сказали, только переглянулись. Но Шура счёл уместным поставить их в известность:

– Я ел последний раз в двенадцать часов дня. И то, какая это была еда! Два пирожка с ливером из буфета.

– Бедненький, – сказала Мирослава, – Элла принесла?

– А то кто же, не Солодовников же! – фыркнул Шура.

– Почему нет? Начальство тебя жалует.

– И гоняет в хвост и в гриву! – Шура скорчил уморительную мину.

Мирослава рассмеялась, а Морис, чтобы не последовать её примеру, отвернулся.

После ужина и без того благодушное настроение, в котором Шура приехал к детективам, стало принимать запредельные масштабы, и Мирослава начала догадываться, что настроение друга наигранное.

– Ты чего такой счастливый? – спросила она.

– Дело раскрыли практически по горячим следам.

– Да ну?! – сделала она вид, что удивилась.

– Самому не верится, – вздохнул Наполеонов. И вздох этот был далеко не радостным.

– Какое дело, если не секрет? – небрежно спросила Мирослава.

– Секрет, но вам скажу. Муж убил жену.

– Эка невидаль, – пренебрежительно отозвалась она.

– Не скажи. Приличный мужик. Обеспеченный. Неглупый. Всё при нём, живи да радуйся. А тут такая незадача, – Наполеонов подпёр голову руками.

– Ты уверен, что убил именно он? – спросила Мирослава, понимая, о каком именно деле он говорит.

– Абсолютно!

– Откуда такая уверенность? Его кто-то видел на месте преступления?

– Видеть-то видели. Но была ночь, убийца в куртке с капюшоном.

– То есть твой свидетель не сможет опознать его?

– Откуда ты знаешь, что был свидетель?

Она пожала плечами:

– Ты сам сказал, что его видели.

– Больше её и убивать-то некому. Она нигде не работала, ни с кем, кроме мужа, не ссорилась.

– А с мужем ссорилась?

– Постоянно! Вот и довела мужика до белого каления, – с сочувствием в голосе проговорил следователь.

– Он мог просто развестись с ней.

– Мог, – кивнул Наполеонов, – но от некоторых женщин трудно освободиться так же, как из капкана. Не ногу же ему было себе перегрызать.

– Ты говоришь о человеке как о хищнике?

– Когда люди попадают в безвыходное положение, они порой становятся опаснее хищников.

– Ты заблуждаешься.

– Жизнь говорит о другом.

– Не жизнь, а статистика преступлений.

– Разве это не одно и то же?

– Шура! По-моему, у тебя ранняя профессиональная деформация восприятия.

– Отстань от меня со своими научными терминами, – отмахнулся Наполеонов.

– Не отстану! Хотя ладно. Лучше скажи, муж признался в убийстве жены?

– Какой там.

– Где он был в момент преступления?

– Ты подумай, соседям сказал, что уезжает в командировку! – неожиданно возмутился Наполеонов.

– А сам?

– Говорит, что был в лесу! Ну и чудик!

– Вы опросили свидетелей?

– Волков и медведей? – невесело хмыкнул Наполеонов.

– С его родителями говорили?

– Откуда ты знаешь, что у него есть родители? – напрягся следователь.

– Обычно у всех людей есть родители.

– Нет, – покачал головой Наполеонов. – Зачем зря беспокоить стариков, когда и так всё ясно.

– Тебе ясно, – проговорила Мирослава, – сестра его так не считает.

– Ага! Ты опять на мою поляну влезла! Так я и знал! – Наполеонов вскочил с дивана и забегал по комнате.

– Успокойся и сядь.

Шура плюхнулся на прежнее место.

– Ты говорил с соседями?

– Издеваешься?

– Нет, конечно. Так говорил или нет?

– Некоторые из них уверены, что Авдеев воплотил свою угрозу в реальность!

– Михаил угрожал своей жене?