Лондонские сочинители - Питер Акройд Страница 18

Сэмюэл Айрленд стал медленно подниматься по лестнице, останавливаясь на каждой ступеньке, словно никак не мог отдышаться.

Когда отец скрылся в своей комнате на втором этаже, Уильям подошел к рыжей восковой печати Шекспира, взял ее в руки и горько заплакал.

* * *

Три дня спустя Уильям вошел в магазин, насвистывая «Милую Жюли», и побежал наверх, в столовую. В камине уже пылали угли, рядом сидели отец с Розой Понтинг: они составляли список знакомых, которым стоило (с пользой для них и для себя) послать на Рождество бутылочку поссета [63]— от простуды.

— Каммингз слишком стар, — говорила Роза. — Он только весь обольется.

— У меня для вас подарок, отец. — Уильям достал из нагрудного кармана выцветший пергаментный лист. — Подарок на все времена. [64]

Сэмюэл Айрленд вскочил со стула и нетерпеливо выхватил бумагу из рук сына.

— Это его завещание, — сказал Уильям.

— Не заверенное?

— Безусловно, нет. Но вы же мне сами как-то сказали, что он умер папистом.

Сэмюэл Айрленд подошел к столу и положил на него бумагу.

— Было такое подозрение. Но не более того.

* * *

Айрленды обсуждали этот вопрос во время недавней поездки в Стратфорд. Попив чаю с мистером Хартом в родном доме Барда, они отправились по Хенли-стрит к реке. По дороге говорили о завещании Джона Шекспира, запрятанном за стропилом, и строили догадки о том, унаследовал ли сын веру отца. В подкрепление своих доводов Сэмюэл Айрленд решительно стучал по булыжной мостовой тростью с набалдашником, украшенным драгоценными камнями.

— Когда-то по рукам ходила пьеса о паписте Томасе Море, якобы принадлежавшая перу Шекспира. Но это был апокриф.

— Апокриф? Что это такое, отец?

Мгновение они молча смотрели друг на друга, наконец Айрленд-старший бахнул тростью по булыжнику.

— А ничего. Слово такое. Употребляется, когда говорят о том, что не входит в канонический список произведений какого-либо автора.

Уильям смотрел прямо перед собой, однако не заметил семейки поросят, которую гнали по Хенли-стрит.

— Интересное словцо. Апокриф…

— Такими выражениями, Уильям, часто пользуются чересчур вольно. Науке свойственна неточность.

— Выходит, ученые могут ошибаться?

— Они слишком большое внимание уделяют источникам, происхождению текстов. Вместо того чтобы углубиться в изучение дивной, возвышенной поэзии нашего Барда, они рыщут в поисках оригиналов, из которых Шекспир, возможно, заимствовал свои сюжеты. Это ложная ученость.

— Некоторые утверждают, будто Шекспир вообще все списал у других.

— Вот-вот, именно про такого рода предположения я и толкую. Нелепица. Чушь. Он сам был божественным источником.

— Иначе говоря, каких-либо других источников у него не было?

— Не правильнее ли сказать, Уильям, что источники тут сколько-нибудь существенной роли не играют?

— Я рад это слышать. — Отец пронзительно глянул на сына, а тот продолжал: — Шекспир — статья особая, равных ему нет.

* * *

Сэмюэл Айрленд по-прежнему не сводил внимательного взгляда с лежащего на столе пергаментного листа.

— А ведь завещание доказывает, что он не был папистом. Вы всё разбираете, отец?

— Тут, в общем, говорится о том, что он отдает свою душу в руки Иисуса.

— Но ни слова о Деве Марии. Или о святых. Нет даже намека на слепую веру. Никакого фанатизма.

Сэмюэл Айрленд взволнованно утер глаза.

— Не может тут быть ошибки, а, Уильям?

— Посмотрите на подпись, отец. Точь-в-точь как на том документе.

Роза Понтинг все еще изучала список получателей рождественской бутылочки с поссетом.

— Ты попусту тратишь время, Сэмми. Если твой сын не желает эти бумаги продавать, какой в них толк?

* * *

На следующей неделе в один студеный вечер обоих Айрлендов пригласили в библиотеку при церкви Сент-Милдред, что на Феттер-лейн. Там их радушно встретили доктор Парр и доктор Уорбертон [65]— оба, как положено священникам, в черных одеяниях, с белыми широкими галстуками на груди и белыми манжетами на рукавах, оба в пудреных седых париках.

— Чрезвычайно рад! — сказал доктор Парр.

— Несказанно! — воскликнул доктор Уорбертон.

И оба отвесили изящный поклон.

— Мистер Малоун уже написал обо всем архиепископу.

— Архиепископ очень доволен.

Престарелые церковники так заворожили Уильяма, что он лишь усилием воли отвел глаза и уставился на гравюру в тяжелой черной раме, изображавшую Авраама и Исаака.

— Удостовериться, что наш выдающийся поэт наконец свободен от всех подозрений в приверженности к католицизму, — великая радость.

От обоих святых отцов ощутимо попахивало подгнившими апельсинами.

— Не выпьете ли с нами по рюмочке амонтильядо? — предложил доктор Парр.

— Причем наисушайшего.

Доктор Уорбертон позвонил в крохотный колокольчик; тут же явился чернокожий мальчик, тоже весь в черном, с белыми манжетами и в седом завитом паричке. В руках у него был серебряный поднос с графином и четырьмя рюмками. Доктор Парр разлил херес и предложил тост:

— За божественного Барда.

Осушив рюмку, Сэмюэл Айрленд вынул из портфеля бумагу, которую неделю назад ликующий Уильям торжественно принес домой.

— Вы разбираете средневековую скоропись, сэр?

— Я с ней имею дело всю жизнь.

— Тогда она не вызовет у вас трудностей.

Доктор Парр взял пергамент и передал его коллеге.

Доктор Уорбертон с явным удовольствием нацепил на нос очки и начал читать вслух:

— Прости нам, Господи, все грехи наши и сохрани нас, как ту птаху сладкогласную, что, распростерши крыла, выводит малых деток своих, а потом вьется над ними, дабы сохранить их и уберечь… Что это за слово?