Беглая монахиня - Филипп Ванденберг Страница 18

— Его искусством?

— Это мой отец, Тильман Рименшнайдер, а я его сын Йорг.

— Знаменитый Тильман Рименшнайдер?

— Знаменитый! — Старик горько рассмеялся. — Что пользы от всей твоей славы, если заказчикам не нравится твое лицо? Или еще хуже: если ты говоришь не те слова не тем людям! Тогда вся твоя знаменитость не стоит ломаного гроша.

Тильман говорил, гневно сверкая глазами, а затем спокойно поднял руки, и Магдалена увидела перебитые кисти, свисавшие, словно мокрые тряпки.

Оцепенев, она бросила вопрошающий взгляд на юношу.

Тот подошел к ней поближе, словно не желая, чтобы отец слышал его, и тихонько сказал:

— Подручные епископа пытали его наверху, в крепости, они перебили ему обе кисти. Как видишь, довели свою работу до конца. Сегодня утром гонец принес мне оттуда весть, что я могу его забрать.

Магдалена закрыла правой рукой рот, подавив вскрик.

— К тем телесным страданиям, которые он испытал, — продолжил Йорг Рименшнайдер, — прибавляется сознание, что он никогда больше не сможет заниматься своим искусством. Боюсь, это разобьет ему сердце.

Медленно, с искаженным от боли лицом старик опустил руки и вновь повернулся к колодцу. Это стоило ему больших усилий, ибо палачи не пощадили и его ноги: каждый шаг давался ему с огромным трудом. Постанывая, он нагнулся над краем восьмигранного колодца и погрузил руки в прохладную воду.

— Как могло такое произойти? — осторожно спросила Магдалена, не сводя глаз со старшего Рименшнайдера.

— Виной всему вековая борьба жителей Вюрцбурга с властями, в первую очередь с епископом, окопавшимся в своей крепости Мариенберг. С тех пор как злосчастный Фридрих Барбаросса пожаловал вюрцбургским епископам герцогскую власть, они ведут себя, как константинопольские султаны, — так же беспощадно и расточительно. Попы и их прислужники живут, подобно князьям, — не платят налогов и пользуются неприкосновенностью. Для них закон не писан. Если у них нет денег, они тут же обкладывают народ новыми налогами — на дом, на землю или виноторговлю. При этом епископу и так принадлежат все виноградники в городской округе. Раньше стычки между жителями Вюрцбурга и их епископами случались каждые пару лет. Но когда крестьяне и горожане по всей стране объединились и сплоченно выступили против епископов, каноников и дворян, дело для досточтимых господ из Мариенберга приняло опасный оборот. Отец, будучи бургомистром, возглавил город и пытался посредничать между епископом и бюргерами, но, увы, безрезультатно. Тем самым он только нажил врагов с обеих сторон.

— Замолчи! — прервал Рименшнайдер сына. — Делу это не поможет.

— Разумеется, не поможет, — разгорячился Йорг, — но все должны знать, какой преступный сброд нами правит. — Он решительно добавил: — После выигранной битвы против мятежных горожан и крестьян досточтимый господин из Мариенберга и благородный господин Трухзес составили список мнимых подстрекателей, в который вошли сто девяносто пять мужчин. Мой отец тоже был среди них. Ему еще повезло, что жив остался. Большинство обезглавили. Милостивый господин епископ смотрел на казни, пока ему дурно не стало. Тогда он приказал себя унести.

У Магдалены комок стоял в горле.

— Теперь-то я понимаю, почему горожанам не до цирка. Почему на нас не обращают внимания и относятся, как к прокаженным.

— Не совсем так, — возразил молодой Рименшнайдер. — Сдержанность горожан имеет другую причину. Поверь мне, после кошмарных событий последних недель и дней нам крайне необходимо развлечься. Но кто-то из наших узнал, что Георг Трухзес фон Вальдбург по поручению епископа купил артистов, чтобы отвлечь народ от собственных преступлений. Не принимайте на свой счет наше презрительное отношение.

Так вот где крылась причина странного поведения горожан! И кто бы мог их за это упрекнуть?

В почти зловещей тишине, окутавшей рыночную площадь, вдруг раздался крик:

— Маг-да-ле-на!

Словно очнувшись после страшного сна, Магдалена подошла к колодцу, опустила свои кувшины в воду и прижала их, чтобы они наполнились. Страдая от боли, Тильман Рименшнайдер вытащил руки из воды.

Видя, как мучается старик, Магдалена сказала:

— Подождите здесь, я пришлю вам нашего знахаря. Как человек он сплошное недоразумение, но славится своим искусством врачевания. Он точно сможет дать вам средство для утоления боли.

Не успел старик отказаться от помощи, как молодой Рименшнайдер с благодарностью произнес:

— Благодарю тебя, юная дева, что не отвечаешь злом на зло. Мы будем ждать.

Во время отсутствия Магдалены циркачи успели разбить свой лагерь на восточной стороне рыночной площади. Девушка рассказала о том, что встретила у колодца резчика по дереву Тильмана Рименшнайдера, который срочно нуждается в помощи. К ее немалому удивлению, ее сообщение не встретило одобрения, хотя имя скульптора было знакомо каждому. Рыночный зазывала, который, часто общаясь со священниками и дворянами, испытывал к ним даже определенную привязанность, заявил, что древорез, как он изволил выразиться, должен задуматься, на чьей он стороне; в конце концов, никто не принуждал его примыкать к крестьянскому восстанию.

Но когда Магдалена во всех подробностях поведала, как тяжко пришлось старику, Леонгард, великан из Равенны, молча подошел к знахарю и показал рукой в направлении колодца. Королева карликов демонстративно встала перед лекарем и, запрокинув голову, запищала:

— И не забудь прихватить свой волшебный чемоданчик!

На том месте, где Сапожная улица вливалась в Соборную, Рудольфе и его возничие поставили тяжелый фургон, который был приспособлен для перевозки толстого пенькового каната. Мельхиор помог канатоходцу закрепить повозку железными болтами толщиной в руку. Отсюда они натянули канат на левую соборную башню, спустив из верхних полуциркульных окон тонкий трос, на котором крепился и подтягивался вверх тяжелый канат.

Поперечная балка на внутренней стороне оконных проемов служила для крепежа. Под критическими взглядами Рудольфо возничие раз десять обмотали балку тросом, как змеей. А затем мастер завязал его сам, расположив пять петель одну за другой и пропустив через них конец. При этом он шепотом произносил какие-то непонятные слова. И хотя кучера уже сотню раз присутствовали при этой процедуре, ни один из них не мог бы повторить священнодействие канатоходца. То же самое, впрочем, относилось и к развязыванию узлов, что Рудольфо удавалось одним-единственным движением.

Вопреки устоявшейся традиции и по настоятельному требованию Георга Трухзеса фон Вальдбурга Великий Рудольфо решил взойти на соборную башню не в сумерках с двумя горящими фонарями в руках, а при дневном свете, что для него было сравнительно легким заданием. Суть же просьбы заключалась в том, чтобы выманить горожан вместе с детьми и домочадцами из их домов.

После того как подготовительные работы были завершены, Рудольфо отправился в лагерь и заперся в своем фургоне. Для артистов это был сигнал, означавший: не беспокоить канатоходца до его выступления.