Любовь как улика - Наталия Антонова Страница 18

– Там вроде недалеко есть кафе «Магнолия». Давай у входа встретимся?

– Давайте. Но если я чуток задержусь, то без обид, – предупредил он.

– Какие могут быть обиды? Свои люди, сочтёмся.

– Договорились.

Но когда Мирослава подъехала к «Магнолии», Славин уже был там.

– Неужто я опоздала? – забеспокоилась она.

– Ничуть, – одарил он её дружеской улыбкой, – до назначенного срока ещё десять минут.

– Фух! – выдохнула Мирослава точно так же, как выдыхает в случае явного облегчения её кот Дон. – Ты голоден? – спросила она оперативника.

– Есть немного.

– Тогда зайдём? – Она кивнула на вход в кафе.

– Подкрепиться не мешало бы, – охотно согласился он.

В меню кафе оказалось множество блюд грузинской, армянской и азербайджанской кухни. Мирослава была в «Магнолии» впервые, поэтому такой подбор несколько озадачил её.

– Дим, а чего заказывать будем? – спросила она.

– Я суп харчо, цыплёнка табака и хачапури.

– Харчо и цыплёнок не очень острые?

– Можно попросить положить поменьше специй.

– Тогда закажи мне то же самое, что себе, только по полпорции.

– Договорились.

Когда они допивали крепкий зелёный чай, Дмитрий спросил:

– И какие у вас проблемы?

– Я бы хотела посмотреть картины Ильи Незвецкого. Они ведь есть в галерее твоего отца?

– Есть. Но вход в галерею никому не заказан.

– Так-то оно так, но, может быть, ты расскажешь мне что-нибудь интересное и о самом художнике.

– Вот оно что, – проговорил он задумчиво, – но я не могу сказать, что знаю Незвецкого близко.

– Хотя бы и далеко, – улыбнулась она.

– Тогда не будем терять время и прямо сейчас отправимся в галерею.

Они расплатились каждый за свой заказ и вышли на улицу. Галерея «Вишнёвая роща», принадлежавшая отцу Славина, была совсем рядом. И на машине они добрались до неё буквально за десять минут.

Картины Ильи Незвецкого занимали значительную часть стены и располагались как бы обособленно от полотен других художников. Оперативник и детектив некоторое время молча переходили от одной картины к другой. В реальности полотна оказывали на зрителя ещё более сильное впечатление, чем при просмотре на мониторе компьютера.

– Дим, тебе не кажется, – тихо проговорила Мирослава, – что ему известна какая-то особая техника?

– Я думаю, что дело в красках, – так же тихо отозвался Славин.

– Но разве у других художников краски не точно такие же? – спросила она недоверчиво.

– Не скажите. Каждый большой художник имеет свой маленький секрет.

– Как ты интересно выражаешься, – заметила она.

– Не понял…

– Художник большой, а секрет у него маленький.

– Но это же только игра слов, – улыбнулся он.

– Я догадалась. А как художники обретают свой секрет?

– Кто-то по наитию, кто-то путём долгих экспериментов. Вот смотрите, – Славин указал на картину под названием «Волжский рассвет». – Видите, как у него незаметно зелёный цвет воды переходит в серебристо-серый, а потом в почти прозрачный голубой и буквально сливается с небом, краски которого, в свою очередь, медленно начинают темнеть и становятся сначала бирюзовыми, затем лазурными.

– Да, действительно, глаз почти не улавливает границ перехода тонов.

– Я хотел спросить, – Славин повернул голову к Мирославе, – почему вас заинтересовала живопись Незвецкого именно сейчас?

– Убит отец его жены.

– Это я знаю. Но при чём здесь живопись?

– Этого, Дим, я и сама не знаю. А как ты думаешь, Незвецкий, действительно талантливый художник?

– С моей точки зрения, очень.

– А с точки зрения твоего отца?

– Если бы отец не считал его талантливым, то не отдал бы столько места под его картины.

– Твоя правда. Хотя пока Незвецкого трудно назвать известным художником.

Оперативник пожал плечами.

– А тебе приходилось общаться с самим художником?

– Близко нет. Но в одной компании мы бывали.

– На разных творческих встречах?

– В общем, да.

– И какое он произвёл на тебя впечатление?

– Илья Незвецкий интроверт. Вещь в себе. По-моему, живопись, сам процесс творчества значат для него гораздо больше, чем весь остальной окружающий мир, вместе взятый.

– То есть ты считаешь, что он не зациклен на земных ценностях, типа семьи, родственных связей, денег?

– Мне так показалось. По-моему, его даже слава не особенно волнует. Ему главное, чтобы его картины видели люди. Он говорит с миром и с самим собой посредством своего творчества.

– Значит, ты думаешь, что гибель тестя не слишком его огорчила?

– Этого я не знаю. Скорее всего, огорчила. Но зацикливаться на ней и переживать по этому поводу, он, скорее всего, не будет.

– Выходит, что все художники разные…

– Конечно. – Он недоумённо посмотрел на неё, не понимая, к чему она клонит.

И Мирослава объяснила:

– Вот моя тётя Виктория Волгина тоже художник, хоть пишет она не картины, а книги. Так она о коте переживала почти год. – И сама себе возразила: – Хотя иной кот или пёс могут оказаться дороже какого-нибудь родственника, как ни кощунственно это звучит.

Славин кивнул.

– А брата его Андрея Незвецкого ты видел?

– Да.

– И что?

– Братья внешне не очень-то похожи друг на друга, а характеры у них, на мой взгляд, абсолютно разные. Андрей экстраверт. Во многом он подталкивает брата. Как правило, именно Андрей договаривается с владельцами галерей, работниками музеев, покупателями. Знаю, что Андрей возил работы брата на выставку в Прагу. Илья тогда приболел, кажется, температурил, а везти картины нужно было срочно. В Париж они ездили вдвоём.

– А Ариадна не ездила с ними?

– Ариадна?

– Ариадна Незвецкая, жена Ильи и дочь Гусарова.

– Ах да, – хлопнул себя ладонью по лбу Дмитрий. – Нет, она с ними не ездила.

– Наверное, не смогла оставить без присмотра свой бизнес.

– Скорее всего. Или, может, её не особо интересует творчество мужа.

– Ты думаешь, такое возможно?

– А почему нет?

– Просто, наверное, у меня в голове сидит идеализация.

– Какая?