Тайна речного тумана - Алексей Малышев Страница 17

Туман, казалось, не думал рассеиваться. Он плыл по палубе, чувствуя себя хозяином положения.

Петр поежился: туман ассоциировался с мглой, в которой могут твориться всякие безобразия. Как ни всматривайся вокруг, ничего не увидишь. Может, земля рядом, до которой легко вплавь добраться, а может – до нее километр, который не преодолеть в таком густом тумане.

Ему вдруг вспомнилось, что во многих прочитанных и просмотренных детективах преступнику присваивают кличку, которая его как-то характеризует: Шалун, Клоун, Шутник, Оригинал…

Как бы он назвал убийцу на «Бекетове»?

С одной стороны – его никто не видел. С другой – Элла с ножом, патологоанатом со шваброй, труп Матараса под капельницей… Огромное количество косвенных фактов, свидетельств его активной деятельности.

«Невидимка» – всплыло из подсознания. Что ж, ваш выход, сэр Герберт Уэллс! Посмотрим, увидим ли мы внешность убийцы наяву.

Внезапно иллюминатор ближайшей каюты со скрипом открылся, и в проеме нарисовался обнаженный торс Глеба Царегородцева. Увидев Петра, густым спросонья голосом Царь поинтересовался:

– Подскажи, Петро, что стряслось на нашем судне? Какая-то суета…

– А то ты не знаешь?! – не без злорадства прозвучало в ответ. Петру надоело просвещать несведущих и сообщать каждому о смерти однокурсника.

– Ты будешь удивлен, не знаю ни шиша! Кстати, не заглянешь ко мне на огонек? У меня к тебе дело. Оно касается только нас с тобой… Тут у нас осталось после вчерашнего. Нам хватит.

– У кого это – у нас?

– Мы почти до утра с Михасем квасили. Он сначала свою Лизавету искал. Кстати, тебя грозился покалечить. Правда, за что – я так и не понял. А у нас с тобой одна тема для разговора, ты знаешь.

Петру не хотелось заходить в каюту Царя, но, смекнув, что ночное местонахождение как минимум двоих «фигурантов дела» он запросто может прояснить для себя уже сейчас и, что называется, «из первых уст», он заставил себя зайти.

В каюте пахло пивом. Батарея пивных бутылок в холодильнике, нарезанная ломтями копченая рыба и отварной картофель с ароматным укропчиком сделали свое дело, Петр едва не захлебнулся слюной.

– А где Михась? Куда убежал?

– Я же говорю, ищет свою Лизавету. Запала она ему в душу – дальше некуда.

И опять, как вчера в ресторане, на него уставились немигающие серовато-зеленые глаза, заиграли желваки. Петр догадывался, на какую «тему» намекал уролог, но решил пока помалкивать и, чтобы придать легкость предстоящему разговору, спародировал известного гайдаевского персонажа:

– За чей счет этот банкет? Кто оплачивать будет?

– По этому поводу не парься, коллега, – не оценив шутки, конкретизировал Царь. – Пей, ешь сколько влезет и рассказывай, что стряслось на нашем корабле.

Пиво оказалось холодным, рыба – жирной, картошка – горячей, словно только что с плиты. Петр словно «услышал» упрек внутреннего голоса: «Что ты кочевряжишься? Тебя такими деликатесами потчуют, а ты нос воротишь!»

– Тогда приготовься к ужасным новостям, – начал, приступая к трапезе, серьезно Петр. – Матараса нашли утром мертвого под капельницей.

– Сердце не выдержало? – перестав жевать, невозмутимо уточнил уролог.

– Убили, похоже, ввели в резинку миорелаксант. Вот все и бегают с утра. Особенно Алена убивается. У них, похоже, с Левчиком закрутилось вчера нешуточно… А утром она его обнаружила без признаков жизни.

Царь какое-то время сидел, тупо уставившись в противоположную стенку и вытирая руки салфеткой. Потом в эту же салфетку высморкался, цокнул языком, по-лошадиному втянул прочищенными ноздрями воздух и выдал вердикт:

– Не буду скрывать, Матарасика я недолюбливал. Его выпендреж перед бабами, болтливость, манерность мне вот где были, – он рубанул ребром ладони по своей гортани. – Терпеть таких не могу. Всегда хотелось подойти и садануть коленом в пах. Чего там скрывать!

– Значит, ты – подозреваемый номер один, – вставил Петр, опустошая первую бутылку. – Если, конечно, осмелишься заявить об этом полиции.

– Отчего бы не заявить? Выходит, да, подозреваемый, – без намека на обиду заключил Глеб. – Особой скорби я по поводу его кончины не испытываю. Знаешь, почему я так смело об этом говорю?