Белая кошка в светлой комнате - Лариса Соболева Страница 17

– А я вышла замуж, Даша. Вчера.

У Дарьи глаза выкатились. Замуж! А где свадьба, цветы, радость? Дарье уже исполнилось четырнадцать, она поумнела и, естественно, догадалась, за кого вышла замуж Елена Егоровна, – ведь спальное место Фрола исчезло из кухни, а новой кровати нигде не появилось. Но отчего Огарева опустила глаза и с полчаса болтала чайной ложкой в чашке? Почему прятала слезы?

– Поздравляю, – сказала Дарья, словно на похоронах высказала соболезнования.

– Осуждаешь меня?

И слезы… кап, кап… падали на белую скатерть, оставляя темные пятна. Дарья подскочила к ней:

– Да что вы, Елена Егоровна! Чего ж вы плачете? Радоваться надо! Вам одной никак невозможно, а Фрол Пахомыч хороший человек, ребят любит… и вас.

За те редкие часы, когда Самойлов оказывался дома, Дарья подметила, с какой робкой заботой и нежностью он относился к Елене Егоровне. Даже ей, подростку, стала очевидной его любовь, которую он тщательно прятал ото всех. А Василису, стало быть, не любил, просто гулял с ней. Конечно, Дарья терялась, испытывала к нему двойственные чувства. С одной стороны – он поступил дурно, гуляя с Васькой и бросив ее, с другой стороны – сестра сама лезла к нему и тем самым уронила себя в его глазах. И на чьей стороне больше правды, Дарья не могла решить.

Тем временем Елена Егоровна вытерла щеки платком, извинившись за глупые слезы. Потом они разговорились. Дарья похвастала, что поступила в ремесленное училище, будет фрезеровщицей.

– Но женское ли это дело, Даша?

– А нынче нет мужских и женских дел, – гордо ответила та. – Сейчас равноправие во всем. Погодите, я стану большим человеком, стахановкой обязательно.

Мечты… они менялись с течением жизни, а в те времена Дарья крепко взялась за учебу. К Самойловым забегала редко, делилась планами с Еленой Егоровной, заодно помогала ей по хозяйству. Впрочем, бывшая полковничиха справлялась с домашними делами неплохо. Росли и мальчишки. Наступила весна сорокового года.

Семка и Дарья возвращались из кино, делились впечатлениями, спорили, кто лучше из артистов. В спорах всегда правой оказывалась Дарья, категорично не признававшая противоположного мнения, из-за чего Семка с ней ссорился и по два дня не разговаривал. Однако в тот вечер мнения обоих совпали – Любовь Орлова затмила всех артистов. Они проходили мимо двора Самойловых, у подъезда заметили людей и медицинскую машину. Екнуло сердце – что-то случилось у Самойловых. Почему Дарья так подумала? Из-за Василисы. Та как напьется, так ревет и клянет Елену Егоровну, мол, она мне жизнь поломала, ненавижу ее и Фрола.

Дарья подошла к немногочисленной толпе:

– Что тут стряслось?

– У Самойловых беда. Ленка, кажись…

Не дослушав, Дарья сбросила пиджак, который накинул ей на плечи Семка, и взлетела на этаж. Дверь открыта, в квартире тихо. Защемило внутри в предчувствии непоправимого, в глазах потемнело, дыхание затормаживалось. Дарья несмело вошла в прихожую, словно преодолевая невидимую преграду. Везде горел свет. Заглянула в комнату. Седой доктор сосредоточенно что-то собирал со стола, второй доктор или санитар стремительно прошел мимо. Возле дивана сидел Фрол, опустив голову, а на диване лежала Елена Егоровна. Спала. Спала ли? Сердце все быстрей и быстрей отстукивало: не спит, не спит… Седой доктор шел к выходу, Дарья схватила его за рукав.

– Отравилась, – сказал он, догадавшись, что хочет узнать девушка.

У Дарьи перехватило горло, с трудом она выдавила:

– Жива?

Доктор отрицательно покачал головой и вышел.

Пересохло во рту, душили слезы… Это была первая в жизни Дарьи серьезная и необъяснимая утрата, причинившая невыносимую боль.

Дарья побрела на кухню выпить воды и набраться сил, чтобы войти в комнату, где лежала Елена Егоровна, Семка молча последовал за ней. Она подставила стакан под струю воды, которая быстро наполнила стакан и переливалась через края. Брызнули слезы. Как же так? Почему?! О, эти вопросы еще не раз она задаст себе в будущем. И никогда на них не будет однозначных ответов. Дарья стояла у раковины и беззвучно плакала, вдруг Семка шепнул:

– Дашка, смотри!

Она обернулась, он держал лист из тетрадки, протягивая его Дарье. Взяв бумажку и пробежав кривые строчки глазами, Дарья похолодела. Нет, она едва не умерла на месте! Зашумело в голове, лихорадило все тело… Чувствуя, что вот-вот упадет, Дарья опустилась на стул и попросила Семку:

– Никому не говори! Слышишь? Никому!

– Почему?

Она свернула листок, сунула его в карман платья, не ответив Семке, а он шепотом говорил, что нельзя забирать записку. Дарья кинула в него испепеляющий взгляд, и он замолчал. Оба остались у Самойловых поддержать напуганных мальчиков. Впервые Дарья видела, как плачет мужчина. Фрол плакал над телом жены, пряча слабость за папиросами и низким наклоном головы.

Утром Фрол что-то искал. Дарья знала – что, знал и Семка, но оба молчали. Наконец Фрол спросил:

– Даша, Семен, вы не видели здесь записку?

Те лишь мотнули головой: мол, не видели.

Елену Егоровну скромно похоронили.

– Молодая такая… двое деток… – слышалось со всех сторон на похоронах. – Как же она так? Ой, грех-то какой! Из-за чего ж можно жизни себя лишить? Видать, причина была… Да какая ж причина? Деток не пожалела…

Не знал и Семка причин, вернее, знал частично. Он приставал к Дарье, что она намерена делать с запиской и зачем украла ее, та отмалчивалась, так как у нее не было плана. Но то, что открылось Дарье, кроме нее, не знал никто. Даже Фрол не догадывался.