Мистер Бикулла - Эрик Линклэйтер Страница 17

— Но на этот раз все будет иначе. Убытков я тебе не принесу. Уверяю тебя, спрос на американские аксессуары будет колоссальный. У меня наконец-то появилась возможность встать на ноги…

— Послушай меня, Ронни. Я не могу дать тебе двести фунтов, потому что адвокаты только что отняли у меня почти все деньги. Те самые адвокаты, которые отстаивали твою невиновность в суде.

— Но я действительно был ни при чем! Моей вины там не было.

— Нисколько не сомневаюсь. Я поверил тебе и поэтому предпринял все меры, чтобы обеспечить тебе хорошую защиту. Но твоя защита дорого обошлась мне, и я не могу рисковать двумя сотнями фунтов ради проекта, который представляется мне таким же сомнительным и легкомысленным, как и все остальное, что ты когда-либо затевал в надежде на легкую наживу. Нет, не перебивай меня, я еще не закончил. Я хочу сказать, что, даже если бы я имел такие деньги, ты бы их все равно не получил. Я ничего тебе больше не дам, потому что все, что я в тебя когда-либо вкладывал, пропадало. Ты всю жизнь, начиная со школьной скамьи, был пустым, нечестным и лживым лентяем. Ты причинил мне огромную боль, опозорил мое честное имя. Во время войны у тебя была возможность доказать, что ты не такой мерзавец, каким себя зарекомендовал, но ты не воспользовался этим шансом. Тебя изгнали из хорошего полка, ибо усомнились в твоей храбрости, а о твоих моральных качествах и говорить не приходится. Тогда ты завербовался рядовым, чем заслужил мое уважение, но вместо того чтобы исправиться, ты дезертировал. С тех пор…

— Замолчи! Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать лекции. Я уже не ребенок! С меня хватит! Если бы ты сейчас умер, а я прожил бы еще лет пятьдесят, то я помнил бы о тебе лишь то, что за всю жизнь не слышал от тебя ни единого доброго слова! Ничего, кроме проклятых старческих проповедей!

В ту минуту, когда они стояли, с ненавистью глядя друг на друга, их внешнее сходство было очевидным. Ронни, багровый от гнева и разочарования, едва не плакавший от отчаяния, стал похож на отца в его благородном негодовании, а жалкая фигура в костюме из синтетической шерсти выглядела уменьшенной копией высокого и стройного старика. Но гнев Ронни вскоре иссяк, и ярость сменилась полным отчаянием. Он бессильно рухнул в кресло рядом с диваном и зарыдал.

Слегка смутившись, сэр Симон отвернулся, снял и положил на диван пальто и пиджак.

— Тебе пора идти, — холодно сказал он. — У меня не такое уж просторное жилище, как видишь, и мне нужно помыться, иначе я опоздаю на ужин.

— Неужели ты выгонишь меня без гроша в кармане?

— Ты слышал, что я сказал, и я не собираюсь повторять это вновь.

— Я не уйду, пока ты не дашь мне хоть что-нибудь!

Сэр Симон снял рубашку и, отстегнув запонки, бросил их в коробку.

— Если ты так настаиваешь, оставайся, — сказал он, — но тебе придется стать свидетелем такого неприятного зрелища, как мое омовение. Прошу прощения за бестактность, но бедность заставляет меня забыть о некоторых правилах приличия.

— Ты можешь шутить как хочешь, но мне что делать? — взмолился Ронни. — Ты же знаешь, я на мели. У меня осталось всего десять шиллингов.

— Кругом полно работы. Обратился бы лучше в бюро по трудоустройству, — сказал сэр Симон и открыл кран.

— Насколько я понимаю, ты предлагаешь мне стать наемным рабочим?

— У тебя нет технических знаний, да и добросовестный работник из тебя не выйдет. Что же еще я могу тебе посоветовать?

Склонившись над раковиной, сэр Симон стал энергично намыливать лицо и шею. Ронни нагнулся и внимательно смотрел на отца, а его пальцы скользнули во внутренний карман отцовского пиджака, лежавшего на диване. Он нащупал бумажник — из мягкой кожи, без застежки — и с ловкостью карточного шулера вытащил оттуда три новые и хрустящие купюры и одну мятую, сложенную пополам.

— Ты еще горько пожалеешь о своих словах! — воскликнул он и встал, сунув правую руку в карман.

— Напрасно ждешь, — отвечал отец, наполняя раковину холодной водой. — Мне и так несладко, хуже некуда.

— Хорошо, если ты меня выгоняешь, я уйду, — сказал Ронни, задержавшись у порога, — но знай, ты сам довел меня до такой низости и… а впрочем, что говорить!

Он выскочил из комнаты, хлопнув дверью. Сэр Симон тщательно вытер лицо и шею и достал из ящика чистую рубашку. Он услышал звонок к ужину, но мысль о еде и дружно жующих людях вызвала у него отвращение. В зеркале отразилось худощавое и гладкое, словно выточенное из слоновой кости, лицо.