Вкус ранней клубники - Лариса Шкатула Страница 17

Помнится, когда я сама сдавала на права, в правилах об этом что-то говорилось, но как я ни напрягала память, ничего путного на ум не приходило.

"Скорая" приехала примерно через полчаса. Молодой врач стремительно выскочил из машины и подошел к милиционеру, который уже сопроводил его к нашей скамейке.

Врач с непроницаемым лицом взял руку Саши за запястье, некоторое время подержал на весу и небрежно опустил. Потом приподнял веко и, не сказав ни слова, пошел прочь.

— Куда вы?! — от неожиданности я не сразу пришла в себя и лишь спустя несколько мгновений бросилась следом за медиком, который и не подумал сбавлять шаг.

— Мы трупы не возим, — небрежно бросил он на ходу.

— Какие трупы? — испугалась я. — Саша… он водитель. Ему стало плохо. У него сердечный приступ!

— Будете объяснять мне, отчего умер больной? — врач наконец остановился, наверное, от возмущения. — Скорее всего, обширный инфаркт. Вскрытие покажет. Скажите ментам, пусть вызовут труповозку, у нас рация на передаче барахлит…

Я вдруг перестала его слышать. И вообще все звуки вокруг. Казалось, моя голова превратилась в колокол, а кровь затвердела огромным комком, который колотил изнутри по черепу: бум, бум, бум… А потом все исчезло.

Я вынырнула из омута беспамятства и как сквозь вату услышала голос женщины.

— А вы говорили, будто она умершему посторонняя.

— Она сама так сказала. Вроде, это — напарник её мужа. Будете забирать женщину с собой?

— Зачем? — Я почувствовала боль в руке, из которой вытащили иглу шприца. — У неё обморок. Полежит, и все пройдет. Бедные мы бабы! От таких нервных нагрузок и слон с ног свалится. Выходит, она в рейс с мужем поехала? Наверное, решила таким образом проследить, как он себя ведет, с кем ездит. Вы, мужики, такие кобели, что следи, не следи, все равно свое возьмете!.. А вот мы и очнулись!

"Медсестра", — поняла я и попыталась улыбнуться участливому взгляду.

— Тоже сердечко пошаливает?

— Раньше никогда такого не было.

— Когда-нибудь все случается впервые, — произнесла она сакраментальную фразу и выпрямилась как бы по частям. — Вот и у меня первый звонок. Остеохондроз предупреждает: гиподинамия опасна для вашего здоровья. Мол, больше двигайся, милочка!

— А где Саша? — спохватилась я.

— Никуда ваш Саша теперь не денется, — медсестра похлопала меня по руке. — Сейчас приедет машина, заберет его. Сообщите им только сведения об умершем…

Она помогла мне подняться с носилок, на которые меня уложили, когда я потеряла сознание.

Умерший! Какое страшное слово! Мне его ещё предстоит осмыслить. Только что был по виду здоров, пел и смеялся, разговаривал, и вот, его… больше нет на свете! Как же я скажу об этом Артему? Умер его напарник, друг, с которым они проехали вместе не одну тысячу километров. Наверное, временами они были ближе друг другу, чем кровные родственники.

Я потеряла счет времени, потому что опять пришлось ждать… язык не выговаривал это слово! — труповозку.

Пришла машина марки "уазик", именуемая в просторечье "буханкой". В неё погрузили тело Саши, и некто — то ли санитар, то ли сопровождающий записал в карточку данные на Сашу, сведения о нас с Артемом, обстоятельства смерти…

Отвечала я машинально, и потом не смогла воспроизвести все, что мне пришлось говорить, потому что напавший на меня ступор никак не желал проходить.

Через некоторое время на пост ГАИ-ГИБДД приехала патрульная машина. Куда-то она выезжала. Может, по своим личным делам.

Молодые ребята — они неожиданно проявили обо мне заботу — решили подвезти прямо к вышедшей из строя фуре, где должен был ждать меня Артем. Точнее, так распорядился лейтенант, на посту старший по званию, но никак не по возрасту, вот шофер патрульной машины меня и подвез.

Собственно, задерживаться он не стал. Высадил, пожелал счастливого пути и уехал. А я подошла к нашему "камазу".

Артему каким-то образом удалось поставить на место прицеп и теперь он, усталый, сидел в кабине, открыв дверцу и свесив меж колен испачканные в мазуте руки.

Увидев меня, он поспешно спрыгнул с подножки и подошел, чтобы обнять меня. Я уткнулась ему в плечо, как кислородом подпитываясь родным запахом, густо настоянным на бензине и ещё чем-то техническом.

— Представляешь, тут рядом есть колхоз, совсем близко. Ребята оказались такие отзывчивые. Приехали на машине — у них передвижная мастерская. Поставили прицеп на место. Даже деньги брать не хотели, но потом передумали: давай, говорят, на две бутылки. Повезло!

Он радостно бормотал это мне в затылок, а я вцепилась в него и боялась оторваться, чтобы посмотреть в глаза. Сегодня повезло не всем! А ещё я боялась заплакать, зареветь, завыть белугой.

Артем почувствовал неладное и слегка отодвинул меня от себя, чтобы вглядеться.

— Белка, ты же бледная, как смерть! Устала? У Саньки что-то серьезное?

— Серьезнее не бывает, — прошептала я непослушными губами. — Он умер.

— Я знаю, Белка, ты устала, — строго выговорил мне Артем. — Я тоже устал. Тебе пришлось несладко, но так говорить нехорошо. Ты же знаешь, как я отношусь к Саньке…

Он мне не поверил! Продолжал смотреть на меня с укоризной, но и с долей сочувствия. У него в голове не укладывалось, что его друг мог умереть.

А, может, сразу и поверил, но потом стал моему сообщению сопротивляться. Как ребенок! Он не хотел, чтобы так было, и думал, что его нежелания для этого достаточно…

— Нам осталось совсем немного, — опять с прежними нотками любящего мужа проговорил Артем. — Чуть больше трехсот километров. Ты сейчас ляжешь, поспишь, а когда проснешься, мы уже будем на месте…

— Саша умер, — повторила я.

От непривычной суетливости мужа, от его боязни поверить в страшную весть, я полностью пришла в себя. Потому, что все это я уже пережила. И ничего странного не видела в том, что ненадолго могу быть сильнее моего мужественного супруга…

По щеке Артема поползла слеза. Лицо его сделалось странно неподвижным, потому казалось, что слеза — всего лишь предательская слабость глаз, а не самого Артема. Я впервые увидела, как муж плачет, и у меня больно сжалось сердце.

Он рванул ворот рубашки, словно ему стало нечем дышать и покачнулся, так что я бросилась его поддержать, но он странно искривил рот не то в улыбке, не то в гримасе и высвободился из моих поддерживающих рук, как если бы устыдился своей слабости.

Не говоря ни слова, он повернулся и пошел к машине, чтобы опять сесть на место водителя и замереть в прежней позе.

— Темушка! — я уткнулась ему в колени. — Темушка!

И больше ничего не могла сказать, потому что сама расплакалась. Та, которая собиралась быть сильнее.

— Санька! Умер! — раздельно произнес Артем, будто пробуя на вкус ранее неприменимое к другу слово. — Не могу поверить… Мы возьмем его с собой… На обратном пути…