Оперативный псевдоним - Данил Корецкий Страница 17

«30 июня 1981 года зачислен на должность техника-конструктора согласно приказу о распределении».

Он вышел на месяц раньше положенного, не отгуляв отпуска. В отделе кадров удивлялись: «Успеешь еще наработаться, погулял бы, пока молодой...» А где гулять, когда приткнуться некуда. Хотелось скорей влиться в коллектив: все не сам по себе, товарищи, профсоюз, общежитие, да и заработок, что немаловажно, – задарма кормить-то никто не будет... В цехе тоже удивлялись, но производство удивлений не ждет, оно ждет работы, так и началась настоящая трудовая биография... Использовали его поначалу как регулировщика, дали третий разряд – и к стенду, он не возражал: дело привычное и сдельщина – в месяц сто шестьдесят и больше набегало, а техником – голый оклад сто двадцать. Первая получка, обмывка, Песцов нажрался, как свинья, а он потрогал Верку сначала за голые коленки, потом полез выше и долез, отодвинул перепонку трусиков и шарил по горячим волосатым складкам, пока не лопал пальцами во что-то мокрое, сразу стало противно, и он отскочил, тщательно вытер ветошью руку, но она сохраняла липкость и острый неприятный запах, пока он не вымылся водой с мылом.

С Витькой Косенко они по средам и пятницам занимались в ДФК борьбой, в выходные к ним присоединялся Ефимов, они шлялись по городу, ездили на рыбалку, иногда ходили на танцы, а то брали напрокат палатку и уезжали с ночевкой в Задонье, жгли костер, пекли картошку, горланили блатные песни, настораживаясь при каждом шорохе в прилегающей темноте и нащупывая рукоятки туристских топориков и охотничьих ножей, которые казались тогда очень эффективным и грозным оружием.

Иногда кадрили девчонок, но ничего не получалось, а когда у Вадика получилось, он тут же подхватил гонорею и лечился у единственного тогда в городе частного врача-венеролога Канарейкина, фамилия которого была нарицательной среди молодежи и рифмовалась с наиболее распространенной в те годы венболезнью.

И снова гудок, цех, раскаленный паяльник, запах канифоли, щупы ампервольтметра, поиск «хомутов», перепайка, проверка характеристик, доводка до нормы, сдача блока в ОТК, гудок... Довольно монотонный жизненный ритм от получки до получки.

«13 октября 1982 года уволен в связи с призывом на действительную воинскую службу».

Проводы на заводе, трогательные речи партгрупорга и члена профкома, торжественный обед, материальная помощь, неустроенность и тревожное ожидание на сборном пункте, офицеры – покупатели", пестрая, похожая на группу арестантов «команда», жесткое прокуренное нутро плацкартного вагона...

«15 октября 1982 – 22 декабря 1985 года – служба в рядах Советской Армии».

Он хорошо помнил, как начиналась эта служба: зеленые ворота с красными звездами, холодная душевая, обмундирование не по размеру, первые месяцы карантина и учебки, одуряющая монотонность курса молодого бойца, прибытие в часть, дежурство «на тумбочке», первый караул, бесконечные обходы спрятанных под землю кабелей, остронаправленные антенны дальней связи, боевое разворачивание станций – тех же «Цветочков», которые выпускал «триста первый», установка мачт, особенно сложная и опасная в ветер и дождь, шифровка – дешифровка, автомат со складным прикладом «АКМС»

– обычная для войск связи работа, без просветов и ярких пятен, которые могли бы остаться в памяти.

Разве что как бегали с полигона в самоволку на молочную ферму, где доярки кормили их жаренной на смальце картошкой и поили самогонкой, а потом они должны были отрабатывать угощение и драть изголодавшихся баб не глядя на возраст, внешность, манеры и чистоплотность. Здесь он поймал лобковых вшей – зловредных и цепучих тварей, победить которых удалось по совету «старика» только чистым керосином. После процедуры санации он неделю вонял, как керосиновая бочка, и по этой причине был отселен из казармы в фанерный кузов станции... Больше он не помнил ничего, что удивительно, не помнил конца службы, долгожданного дембеля: какой-то строй, оглашение приказа, вот и все. Как радовались, как отмечали, кто и как нажрался, что учудили – все подробности остались за кадром.

"2 февраля 1986 года зачислен на должность регулировщика пятого разряда на завод «Радиосвязь».

Почему регулировщиком, а не техником? Почему именно на «Радиосвязь»?

Почему его вообще занесло в Зеленодольск? Ничего этого Лапин не помнил.

Не сохранились и подробности шести лет работы, только общие планы: какие-то станки, стенды, жгуты, паяльник, безликие люди... Была там какая-то девушка, смутно проглядывало сквозь время когда-то знакомое лицо, но он чувствовал – между ними все кончено.

«30 августа 1991 года уволен по собственному желанию».

А какого черта он увольнялся? Что заставило бросить худо-бедно насиженное место? Почему решил вернуться в Тиходонск? В памяти тоже ничего не осталось. Врачи объяснили, как это называется: ретроградная амнезия.

Если сильно стукнуть по башке, то забываешь, что было раньше. Неизвестно, почему он уволился и приехал сюда, но 2 сентября 1991 года его подобрали на привокзальной площади и доставили в психиатрическую лечебницу, там он пролежал полтора месяца и до Нового года долечивался в неврологическом санатории.

"10 января 1992 года зачислен на должность регулировщика пятого разряда в цех N 2 ПО «Электроника».

«7 февраля 1997 года уволен по собственному желанию».

Лапин захлопнул книжку, одним глотком допил остывший кофе. Никаких тайн он для себя не открыл. И все же... Никогда раньше он не задумывался о прошлом и не пытался ничего вспомнить. Как будто тяжело контуженный и заторможенный бедолага, живущий одним сегодняшним днем. Интерес к собственной жизни – верный признак выздоровления!

Заплатив за обед двести пятьдесят тысяч, Сергей вышел на улицу. Не торопясь прогулялся по центральному проспекту, уверенно вошел в сверкающий огнями магазинчик «Европа А», предлагающий посетителям лучшие продукты из европейских стран, где оставил еще две сотни взамен увесистого фирменного кулька с придирчиво выбранными отборными деликатесами. На углу Богатого спуска купил в цветочном киоске красиво упакованную в коробку орхидею за пятьдесят тысяч – последний штрих к сегодняшнему празднику.

Он тратил деньги легко, не считая, сколько осталось, как будто имел давнюю привычку жить на широкую ногу. На самом деле он знал, что завтра получит еще три миллиона, а дальше пойдет постоянная высокая зарплата «Тихпромбанка», следовательно, нечего жаться и считать каждую копейку.

Среди его приятелей и знакомых не было ни одного, кто согласился бы с таким подходом к проблеме. Походя истратить два «лимона» за день на всякую ерунду – по богатяновским меркам, не просто недопустимое транжирство, но тягчайшее семейное преступление.

Одно дело – купить на эти деньги машину-развалюху, подлатать и использовать для повседневного заработка: таксовать в утренние и вечерние часы, доставлять с автовокзала на рынок селян с тяжелыми мешками картошки, клеенчатыми сумками с куриными и утиными тушками и огромными корзинами, набитыми доверху фруктами, или, сняв сиденья, возить с бахчи дыни и арбузы, которые жинка может продавать на набережной пассажирам больших круизных теплоходов... Или завезти дрова и уголь на зиму, восстановить обрушившийся угол дома, провести в квартиру воду или газ... Это полезное вложение капитала, которое заслуживает всякого одобрения. А совсем другое – выкинуть нежданно свалившееся богатство на шмотки и жратву... Да еще совершенно непривычную и не правдоподобно дорогую жратву... Не говоря уже об орхидее за полтинник. На такое способен только Чокнутый.