Унесенные ведром - Дмитрий Подоксенов

Прошло всего пять часов со времени отъезда жены к маме, а с Фёдором Сивцовым уже случилась гнусная история. Вечером в пятницу, то есть вчера, Амина, пакуя сумку с гостинцами, посмотрела в сторону обречённо наблюдающего за её приготовлениями супруга, и сердце её на секунду тревожно сжалось.

«Господи, да я ж только на выходные! — с тоской подумала она. — Не может же он за два дня успеть во что-нибудь вляпаться?»

Вторая половинка её мозга отрезала: «Может!» И Амина, тяжело вздохнув, продолжила сборы.

Уж кому-кому, а ей ли было не знать о феноменальных способностях мужа попадать в неприятности. За восемь лет их брака у Амины было несколько сот (как минимум!) случаев, чтобы в этом убедиться. Каждый раз, отправляя мужа в соседний продуктовый магазин, она с трудом сдерживалась, чтобы не сыграть ему «Прощание славянки». Это поистине были проводы на войну, ибо против Фёдора был весь окружающий мир, а также все известные и неизвестные науке законы природы.

Так, например, отправляя его раз в месяц в парикмахерскую, Амина с равной долей вероятности могла ждать через пару часов звонок из реанимации, милиции, скорой психиатрической помощи, общества защиты животных или отовсюду одновременно. Тогда она бросала все дела и мчалась вызволять благоверного. Даже дочь Алиса в свои шесть с половиной лет абсолютно не признавала отцовского авторитета и относилась к нему по-женски снисходительно.

Сейчас Алиса крутилась вокруг матери, больше мешая, чем помогая ей собираться. Она обожала поездки к бабушке «в деревню», пусть та и называлась уже пять лет посёлком городского типа. Но всё же просто так уехать от беспомощного отца она не могла.

— Папа, запомни: в холодильнике суп и сосиски, — довольно строго для своего возраста сказала она. — Холодным ничего не ешь, обязательно разогрей. И кактусы поливай.

— Да, и не забывай кормить Налима, — добавила жена. — А то сам поешь, а он и не попросит. Так и будет два дня голодный.

В то, что здоровенный сибирский котяра по прозвищу Налим может умереть с голоду, верилось с трудом. Даже Алиса, безумно любящая Налима и постоянно пичкающая его колбасой, однажды сказала, что «у него уже лицо больше папиного». Да и попросить он мог так, что слышно было в соседних квартирах, благо голосом его тоже бог не обидел. Больше всего на свете Налим любил лежать на боку, вытянувшись во весь свой немалый кошачий рост. При этом в и без того невеликой квартирке всем приходилось проявлять чудеса изворотливости, огибая и перепрыгивая его.

— Сиди дома, никуда не ходи, — продолжала напутствовать Фёдора Амина. — Продуктов тебе хватит, читай, смотри телевизор. Чертёж вон можешь закончить.

Фёдор работал в захудалом НИИ рядовым научным сотрудником с мизерным окладом. Институт со дня основания занимался каким-то одним страшно секретным агрегатом, который целиком был никому не ведом, но отдельные его части весь штат института доводил до ума вот уже лет тридцать. На двадцатом году ударного труда в коллектив влился и Фёдор Сивцов. Работником он был, в принципе, хорошим, исполнительным и мог бы, наверное, постепенно продвигаться по служебной лестнице, как и многие другие. Но с Фёдором постоянно что-нибудь происходило, нередко в стенах родного НИИ, а иногда и с многочисленными жертвами. Поэтому он так и оставался на своей должности уже почти десять лет. На счастье, рядом находился престижный вуз и, когда настали новые времена, его быстро заполонили сынки богатых родителей, которые, однако, не знали, с какой стороны нужно подходить к кульману и что такое рейсшина. Зато это знал Фёдор. И он (и не он один) брал на дом и изображал для нерадивых студентов любой сложности чертежи, расчёты, пояснительные записки и тому подобное. Естественно, за небольшую мзду, которая, тем не менее, весьма существенным ручейком вливалась в их с Аминой семейный бюджет.

Закрыв за женой с дочерью дверь, Фёдор горестно вздохнул и поплёлся в комнату, при этом наступив на Налима, заоравшего дурным голосом. Скорбящий этого даже не заметил и, пройдя к телевизору, включил его, привычно ощутив лёгкий удар тока. Показывали какую-то криминальную хронику. Сивцов почему-то в глубине души боялся таких передач, хоть и понимал, что это глупо и что в него ну никак не могут выстрелить из автомата прямо сквозь кинескоп, но всё равно было не по себе. Показывали про побег из городского СИЗО каких-то уголовных личностей. Всего личностей было пять и лица на показанных фотографиях такие жуткие (особенно в профиль), что Фёдор боязливо поёжился и оглянулся. В квартире личностей не было, и это его немного успокоило.

Над их квартирой тоже жил тип, которого околоподъездные бабушки иначе как «бандитом» и «головорезом» и не называли. Говорили даже, что как-нибудь он уж точно всех порешит. Возможно, потому, что тот скупил три квартиры на этаже и сделал из них одну, а возможно и на самом деле знали про него какую-то страшную тайну. Во всяком случае, пожилой, всегда хорошо одетый сосед постоянно здоровался со всей семьёй Сивцовых, не делая исключений и для Алисы, что наполняло её неслыханной гордостью. Поэтому Фёдор, в отличие от бабушек, совсем не боялся «трёхквартирного» соседа, а однажды даже, набравшись храбрости и зажмурившись, попросил у того прикурить. К удивлению Фёдора, его не стали бить, как это бывало раньше в аналогичных ситуациях, а вежливо угостили огоньком, причём от золотой (как ему показалось) зажигалки. Сивцов так возгордился, что упал с крыльца и сломал два ребра, но до сих пор вспоминал те мгновения отчаянной своей смелости со сладким щемлением в груди.

Решив разогреть суп, Фёдор пошёл на кухню, открыл холодильник и одной рукой потянул на себя кастрюлю с супом, а второй потянул вверх норовящие сползти домашние спортивные штаны. При этом он обдумывал сразу две пришедшие ему в голову мысли. «Интересно, это резинка на штанах ослабла или я похудел?» и «Что-то кастрюля больно тяжёлая, полная что ли?» Получалось, что Фёдор совершал четыре действия одновременно, причём два физических (тянул штаны и кастрюлю) и два умственных (думал о предыдущих двух действиях). Будь здесь Юлий Цезарь, он бы непременно позеленел от зависти (а может, и лопнул!). Фёдор стал тихо восхищаться собой. Именно в этот момент под кастрюлей кончилась опора и она начала движение вниз.