Украденный сон - Александра Маринина Страница 17

Вы опытный следователь, вы просто не можете этого не видеть.Хотите пример?

– Не хочу. Я опытный следователь и сам все вижу. Но япрошу тебя, Анастасия, пусть это пока останется между нами. Не обещаю, что уменя хватит мужества поговорить с Ларцевым, но если уж кто-то должен этосделать, то лучше пусть это буду я. Не жалуйся на него Гордееву, хорошо? Ядолжен был сам всех допросить, когда увидел эти проклятые протоколы, но японадеялся на Володьку, черт бы его подрал. Думал, не может быть, чтобы онупустил что-то важное. Ты знаешь, сколько у меня одновременно дел впроизводстве? Двадцать семь. Ну куда мне еще повторные допросы проводить!

Ольшанский мгновенно будто состарился. Ослепительная улыбкапотухла, в голосе слышалось отчаяние.

– Что же вы так сопротивлялись, стоило мне заговорить оповторных допросах? – негромко спросила Настя. – Вы же понимали, что я права.Репутацию Ларцева берегли?

– А ты что сделала бы на моем месте? Не берегла бырепутацию своего друга? Это только в кино работники правоохранительных органовруководствуются исключительно интересами дела. А мы все живые люди, у нас увсех свои проблемы, семьи, болезни, и, между прочим, простые человеческиечувства. В том числе и любовь. Знаешь, находить проблемы значительно проще, чемих решать. Ладно, Анастасия, давай помиримся и займемся делом. Кто будетдопрашивать?

– Чернышев, Морозов и я. Может быть, еще Миша Доценко.

– Морозов? Кто это?

– Из отделения «Перово», на их территории жила Еремина.Он тоже работает с нами.

– Морозов, Морозов… – задумчиво пробормоталследователь. – Где-то я слышал… Погоди, его как зовут? Случаем, не Евгений?

– Да, Евгений.

– Крепкий такой, лицо красное, нос с горбинкой?

– Да, он. Вы его знаете?

– Не то чтобы знаю, пару раз сталкивался. Намучаешьсяты с ним.

– Почему?

– Пьет много и ленится. А апломба – выше крыши,дескать, мы тут все баклуши бьем, он один не разгибаясь трудится. Но этохарактер такой поганый. Вообще-то он весьма неглуп и дело знает хорошо, еслиделает его, конечно. А то ведь все увильнуть норовит.

– Справлюсь как-нибудь, Константин Михайлович,выбирать-то не из кого. Вы же сами сказали, у нас не кино, а жизнь. Где жевзять двадцать толковых оперов, которые разбегутся по команде в разные стороны,а к вечеру прибегут обратно, собрав за один день всю нужную информацию, чтобы уследователя сразу сложилась полная картина. Так не бывает, сами знаете. Покрохам собираем, по крупицам, медленно, в час по чайной ложке. А ведь я толькоэтим убийством и занимаюсь, других дел у меня нет. У других-то вон по сколькудел одновременно висит. Так что даже ленивый Морозов – и то подмога. Нестращайте меня.

– Да это я так, к слову…

Выйдя из городской прокуратуры, Настя двинулась к метро. Онаиспытывала облегчение от того, что поговорила с Ольшанским о Ларцеве и сняланараставшее напряжение в своих отношениях со следователем. И в то же время ейбыло грустно. Пожалуй, она не смогла бы сейчас сказать, кого ей жаль большевсего – Ларцева, Ольшанского или саму себя.

В мягких сумерках бара трое мужчин вели неспешную беседу.Один из них пил минеральную воду, двое других – кофе с ликером. Самому молодомуиз них было за сорок, самому старшему – шестьдесят три, люди солидные, держатсяс достоинством. Не курят – здоровье берегут и говорят негромко.

– Как с нашим делом? – спросил средний по возрасту, вдорогом английском костюме, лысоватый дородный мужчина с благородным лицом.

– У меня есть достоверные сведения, что к делуподключается наш человек, так что не волнуйтесь, сбоев больше не будет, –ответил ему маленький пожилой человек с морщинистым лицом и острыми светлымиглазками.

Разумеется, у него были имя и отчество, но его собеседникипочему-то никогда ими не пользовались, предпочитая называть старика простоАрсеном.

– Я надеюсь на вас, – вступил в разговор самый молодойучастник беседы, коренастый некрасивый мужчина с железными зубами в верхнейчелюсти.

– Мне бы не хотелось терять людей, они у меня все какна подбор.

– А ты у них вместо дядьки Черномора? – усмехнулсяАрсен. – Не бойся, дядя Коля, ничего с твоими молодцами не сделается, если необнаглеют.

Мужчина с железными зубами улыбнулся. Улыбка у него быластранная, вызывающая ассоциации с транспарантной губной помадой: сам столбикпомады мог быть лимонно-желтым или ядовито-зеленым, а на губах она вдруграсцветала малиновым или нежно-сиреневым цветом. Казалось, дядя Коля натягивална лицо улыбку вальяжного и уверенного в себе человека, а сквозь нее проступалинедоверие и настороженность.

– И все-таки, – настойчиво встрял мужчина в английскомкостюме, – каково состояние нашего дела?

– Дело практически не двигается, так что перестаньтедергаться, – презрительно скривил губы Арсен. – Девчонка топчется на одномместе, шаг вперед – два назад. Пусть работает, зарплату свою отрабатывает, кистине она пока даже в первом приближении не подошла.

– А если подойдет?

– А для этого и существует наш человек около нее, чтобыпроконтролировать. Как только она сунется туда, куда не надо, ее за рукупридержат, а мы об этом тотчас узнаем. Прошел уже почти месяц, и ничегострашного не случилось. Надо продержаться до третьего января. Если до третьегоянваря ничего не накопают, за что можно уцепиться, дело приостановят и сунут всейф, а тогда уж по нему точно никто ничего делать не будет. У них нагрузка –не дай Бог. Приостановленными делами заниматься времени нет.

– От моих ребят что-нибудь потребуется? – спросил тот,кого назвали дядей Колей.

– Надо будет – скажу. А пока пусть сидят тихо. Неприведи Господь им за что-нибудь в милицию попасть. Особенно этому… как его…который быструю езду любит.

– Славик?

– Вот-вот, он самый. Скажи ему, пусть машину в гаражпоставит и ездит на метро. Того и гляди, какому-нибудь гаишнику попадется,дурак безмозглый.

– Я прослежу, – кивнул дядя Коля. – Что еще?

– Больше ничего. Понадобится – сообщу, не постесняюсь.

Арсен кинул взгляд на часы и поднялся. Следом встали и егособеседники. Все трое неторопливо двинулись к выходу. Самый молодой, дядя Коля,сел в неприметные «жигули», «английский костюм» уехал в бежевой «волге», апожилой худощавый Арсен, зябко поеживаясь в легком плаще, направился костановке троллейбуса.