Мертвые львы - Мик Геррон Страница 17

Хо пожевал губу и взглянул на свой компьютер. Монитор стоял под таким углом, что Риверу не было видно экрана, но в стеклах очков Хо отражались тонкая паутина линий и зеленые огоньки, мерцавшие на черном фоне. Хо мог взламывать файервол Министерства обороны или играть в «морской бой» сам с собой, но, как бы то ни было, сейчас он размышлял о чем-то другом.

– Ладно, – наконец сказал он.

– Ну вот, – сказал Ривер. – Совсем нетрудно, правда?

– Я не к тебе обращаюсь. Я ей скажу.

– Хо, ну что за фигня! Она же мне сама все скажет, как только ты ей…

– У «нее», между прочим, имя есть, – одернула их Кэтрин.

Ривер и Хо в неожиданном братском порыве недоуменно уставились на нее.

– Ладно, проехали, – сказала она и наставила палец на Ривера. – Выйди за дверь. Без возражений.

Возражения у него были, и он их даже привел. Правда, исключительно в уме.

Он поднялся к себе, по пути заглянув в кабинет Харпера и Гай, но они еще не вернулись. «На встречу», – сказал Харпер, когда Ривер спросил его, куда они собрались, что означало либо встречу, либо то, что они, пользуясь отсутствием Лэма, решили провернуть какие-то свои дела, или чем они там занимались в последнее время: погулять в парке, сходить в кино, перепихнуться в Луизиной машине. Кстати, о парке… А может, они отправились в Риджентс-Парк? От этой мысли Ривер на миг замер. Но лишь на миг. Это вряд ли.

У себя в кабинете он минут на пять вернулся к списку покойников, а потом минут десять смотрел в окно, сквозь обшарпанную позолоту надписи «У. У. Хендерсон, юридические и нотариальные услуги». На остановке через дорогу стояли трое; их всех увез подъехавший автобус. К остановке тут же подошла женщина и стала ждать следующего автобуса. Интересно, подумал Ривер, как бы она отреагировала, если бы знала, что за ней наблюдает сотрудник спецслужб. И что бы она сказала, если бы ей объяснили, что ее работа почти наверняка интереснее, чем его занятие.

Он вернулся к компьютеру, внес в базу данных вымышленное имя, фамилию и дату рождения, немного поразмыслил и удалил.

Кэтрин постучалась в дверь, вошла и спросила:

– Ты занят? Потому что спешки никакой.

– Три ха-ха.

Она села.

– Лэм запросил личное дело из Конторской кадровой базы данных.

– У Хо нет к ней доступа.

– Очень смешно. Старое личное дело, восьмидесятых годов. На осведомителя по имени Дикки Боу.

– Ты шутишь, что ли?

– Нет. Боу – его настоящая фамилия, а родители сдуру назвали сына Ричардом. Я так понимаю, ты о нем не слыхал?

– Погоди, – сказал Ривер.

Он откинулся на спинку стула и вызвал в памяти образ С. Ч. Аббревиатура означала «Старый Черт» – прозвище, придуманное матерью Ривера. Ривер рос под присмотром С. Ч., который всю свою долгую жизнь состоял на службе в Конторе и, выйдя на пенсию, посвящал в ее секреты своего единственного внука. Ривер Картрайт стал шпионом, потому что его дед был шпионом. И не просто был, но шпионом и оставался, несмотря на то что вышел на пенсию. Есть профессии, от которых невозможно избавиться, даже покинув службу. Дэвид Картрайт был легендарным сотрудником Конторы, но, если верить ему, его работа мало чем отличалась от занятий бродячего торговца: меняешь свои убеждения, продаешь секреты, выставляешь на торги свои воспоминания, но шпион всегда остается шпионом, а все остальное – лишь прикрытие, фальшивые личины. Так что приветливый старик в дурацкой панаме, ухаживающий за клумбами в саду, оставался стратегом, который провел Контору сквозь холодную войну, и Ривер рос, усваивая мельчайшие подробности этого курса.

А они были важны. С. Ч. накрепко втолковал это Риверу еще до того, как внуку исполнилось десять. Подробности были важны. Ривер моргнул раз, другой, но так ничего и не вспомнил. Дикки Боу. Дурацкое имя, но Ривер его никогда не слышал.

– Нет, ничего. Извини, – сказал он.

– Он умер на прошлой неделе, – сказала она.

– При подозрительных обстоятельствах?

– В автобусе.

Ривер заложил руки за голову:

– Рассказывай.

– Боу ехал поездом в Вустер, но в Рединге поезд остановили, потому что были какие-то проблемы с семафорами на линии. Пассажиров отправили автобусами в Оксфорд, откуда возобновлялось железнодорожное сообщение. В Оксфорде из автобуса вышли все, кроме Боу. Который умер по пути.

– От естественных причин?

– Патологоанатомическая экспертиза утверждает, что да. К тому же Боу давно уже не числился осведомителем. Так что вряд ли его можно считать кандидатом для устранения, даже если бы он когда-нибудь и совершил что-то важное.

– А по-твоему, ничего важного он не совершал.

– Ну ты же представляешь себе кадровые личные дела. Все секретное оттуда вымарано, и о чем-то хоть сколько-нибудь важном там вообще не упоминается, разве что об элементарных фактах передачи информации. В личном деле Боу все чисто, только под конец мельком говорится о каком-то происшествии в состоянии алкогольного опьянения. Он все больше крысятничал, предлагал сведения в обмен на денежное вознаграждение. По большей части сплетни и слухи. Он тогда работал в ночном клубе, так что много чего слышал.

– Из того, что годилось для шантажа.

– Разумеется.

– Значит, возможно убийство из мести.

– Ох, все это такие давние дела. Да и потом, смерть от естественных причин.

– Тогда почему Лэм этим заинтересовался? – спросил Ривер.

– Понятия не имею. Может, они работали вместе. – Помолчав, она добавила: – В личном деле есть пометка: «Бегунок, ловко орудует на панели». Надеюсь, это означает не совсем то, что можно подумать.

– К счастью, да. Это значит, что он умело вел слежку. Наружное наблюдение.

– Ну вот. Может, Лэм узнал, что Дикки Боу умер, и расчувствовался.

– Кхм. А если серьезно?

– У Боу не было билета, – сказала Кэтрин. – И он не вышел на работу. Интересно, куда он ехал?

– Я впервые услыхал о нем две минуты назад. Вряд ли мои предположения чего-то стоят.

– Да и мои тоже. Но Лэм встрепенулся, а значит, в этом что-то есть.

Она умолкла. Риверу показалось, что ее взгляд обратился куда-то в себя, словно бы отыскивая что-то в уме. Он впервые обратил внимание, что волосы у нее не седые, а светлые; при определенном освещении она выглядела блондинкой. Но у нее был длинный острый нос, и она носила шляпки, и все вместе это сливалось в какую-то серость, и такой ты ее и представлял себе в ее отсутствие, а потом и в ее присутствии. Было в этом что-то колдовское, в определенных обстоятельствах, наверное, даже привлекательное.

Чтобы сбросить с себя чары, он заговорил: