Белая сирень - Маша Ловыгина Страница 17

В тёмном коридоре Ольгу встретил спёртый запах давно не мытого и непроветриваемого жилища. В довершение, навстречу им из кухни, цокая по полу когтями, вышел большой чёрный пёс. Оля испуганно замерла. Пёс молча подошёл, погрузил нос в пакет с её покупками, понюхал хозяина, вздохнул и отошёл на некоторое расстояние. Оля свалила Лаврика на одиноко стоявший стул в коридоре, смахнув с него пустую картонную коробку. Громко чихнула и прослезилась. Пёс пару раз вильнул хвостом, с интересом разглядывая гостью.

— Привет! — обратившись к собаке, Оля плотнее прикрыла входную дверь. Лаврик витиевато всхрапнул, но так и не поднял свесившуюся на грудь голову.

— Если ты не против, я здесь немного похозяйничаю.

В коридоре было ненамного чище, чем на улице. Пёс, по всей видимости, это понимал и против не был. Оля оглядела жилище старика. К удивлению, единственная комната, хоть и была захламлена, но отторжения не вызывала. Скорее наоборот. Ольга грустно улыбнулась. Да, всё, что она здесь видела, имело непосредственное отношение к Лаврику. К умному, начитанному, всезнающему Лаврику. На полках вдоль стен до самого потолка, на столе и подоконнике, находились книги. Узкая металлическая пружинная кровать ютилась сбоку от двери. Старый матрас покрыт истёртым подобием простыни, слежавшаяся подушка с серой наволочкой, куцее одеяло. Девушка прошла на кухню, проверила плиту и, порывшись на полках, достала кастрюлю.

— Я, как будто, к вам и шла! — обратилась она к следовавшему за ней псу.

Курица отправилась вариться. Постельный комплект был распакован и заправлен. В старом холодильнике нашлась луковица и пара картошин с розово-сиреневыми ростками, на полке стояла сковорода с пустыми засохшими макаронами. Часть этих макарон слипшимся куском лежала и в миске собаки. В шкафу лишь дешевый чай, пакет с солью и пачка геркулеса.

— Бедный пёс, ты, наверное, голодный? — Ольга положила ладонь на голову собаки, погрузив пальцы в густую шерсть. Пёс, вздохнув, лёг в проходе и положил морду на лапы. — Ничего, потерпи немного, скоро суп сварится.

Оля оттащила Лаврика к кровати. Вместе с пиджаком сняла с него и грязные брюки. В конце концов, порядок должен быть во всём, и Ольга искренне считала, что в отношении стариков, детей, больных и животных, брезгливости места нет. Лаврик был определённо болен, он бы никогда не поддался зелёному змею без явных на то причин. Он ещё пытался как-то организовать и поддерживать свой немудрёный быт. Это было заметно по относительному порядку в ванной и туалете, по сушившимся на верёвке носкам и стаканчике с зубной пастой и дешёвым бритвенным станком.

Пока кипел бульон, Ольга вымыла кухню. Стараясь не шуметь, подмела в комнате.

— Собаки, кажется, должны гулять?

Чёрные уши развернулись к ней розовыми треугольниками. Пёс резво поднялся и направился к двери.

— Где же твой поводок? — она порылась в вещах на вешалке, заглянула под кровать и под стол в поисках шлейки. Пёс поскрёб дверь. Девушка решительно взялась за ручку. — Только, чур, не убегать.

Скрывшись ненадолго в кустах акации, пёс радостно обежал вкруговую двор, вернулся к подъезду и сел возле Ольги, чутко прислушиваясь к уличным звукам. Девушка же, наоборот, ничего не видела и не слышала вокруг себя, углубившись в телефон. За пару дней скопились эсэмэски и сообщения в соцсетях, которые следовало, хотя бы, прочитать. Ещё в поезде Оля коротко поставила в известность Жанну о вынужденном отъезде, и та, не проявляя особого интереса, прислала ей несколько фотографии себя любимой, своих выступлений и вечеринок. На паре из них был Артём в окружении театральных и киношных коллег, ослепительных актрис и модных блогеров в антураже московского ресторана или клуба. Его сообщения ВКонтакте были коротки: «Где ты?» в субботу, и «Что случилось?» в воскресенье. Ответить ей было нечего, а отягощать извинениями и враньём переписку, не хотелось. Умерла, так умерла. Судя по ослепительной улыбке на фотографиях, у Артёма всё было хорошо, и этого достаточно.

Пёс деликатно ткнул Олю носом в колени. Девушка убрала телефон в карман, горестно вздохнула и потрепала собаку за ушами. Вдвоём они вернулись в квартиру. В коридоре терпко и по-домашнему пахло едой.

Лаврик, сгорбившись, сидел за столом и пил бульон из стакана. Руки его мелко тряслись, голые тощие ноги, торчавшие из ситцевых трусов, тоже дрожали. Пёс прошествовал на кухню и прижался боком к хозяину.

— Я тут прибралась немного, извините…дядя Лавр, — Ольга закусила губу, садясь напротив. Лаврик кивнул, лязгнув зубами о край стакана. Стараясь не смущать старика, девушка занялась чисткой лука и картофеля. — Сейчас доделаю. Я кулинар тот ещё. Суп из топора не получится, конечно. Топора не нашла, а так — вполне себе приличный бульон.

Оля выловила курицу и стала разделывать её, выложив на сковородку. Флегматичный до этого пёс нервно засуетился, втягивая носом сытный дух. Оля сыпанула от души геркулес из коробки и прикрыла кастрюлю крышкой.

— Пять минут, пожалуйста! — обратилась она к собаке.

— Платоша, сидеть! — скрипуче произнёс Лаврик и отставил стакан.

Оля улыбнулась, наконец услышав его голос. Сполоснув миску собаки, девушка налила в неё суп, накрошила куриного мяса и поставила на подоконник остывать. Затем достала тарелки. По каждой из них следовало бы пройтись металлической губкой, но Оля их просто сполоснула. Она была уверена, что Лаврик и так всё отлично понимает. Какими бы ни были причины его поведения, она была не в праве осуждать старика. Он спрятал поросшие седыми волосами ноги под стол и привалился спиной к стене, блаженно прикрыв глаза. Ольга нашла ложки, нарезала батон. Ела молча, с аппетитом, чувствуя, как постепенно по телу разливается сытое спокойствие. Лаврик не был расположен к задушевному разговору, это читалось в его глазах и насупленных бровях, но от еды не отказался, сосредоточенно орудуя ложкой.

— Платон? Подходящее имя! — девушка прибрала за собой, докрошив остатки хлеба в собачью еду. Ей не хотелось стеснять старика, да и он не шёл на контакт с ней. — Что ж, мне, наверное, пора. Если вы…ты, не против, я бы хотела что-нибудь взять почитать. Дома не осталось ни одной книги. Ума не приложу, куда всё девалось.

Лаврик доскрёб кашицу со дна тарелки и, промокнув коркой, отправил в рот. Коротко кивнул.

— Лучше сейчас ещё поспать, — девушка потрогала дно собачьей миски и помешала ложкой. — Я Платошу накормлю и уйду. Только вот, ключей нет.

Лаврик равнодушно пожал плечами и побрёл обратно в комнату. Ольга услышала, как скрипнула кровать.

За окном уже темнело. Девушка водила пальцем по корешкам книг, наталкиваясь на старые пожелтевшие фотографии, торчавшие между ними, стопки пластинок в бумажных обёртках, журналы «Наука и жизнь», датированные прошлым веком. На одной из полок стояло несколько пузатых бокалов, внутри которых поблёскивали значки и пуговицы. Задрав голову выше, Ольга упёрлась глазами в Уголовный кодекс посреди собрания сочинений Артура Конан Дойля. Ну да, конечно, знаки и психологические подсказки. Невесело усмехнувшись, девушка залезла на табуретку. Вытащив одну из книг, полистала оглавление. Пожалуй, отвлечься ей поможет только Шерлок Холмс. Оля взяла следующий том рядом с Уголовным кодексом и попыталась впихнуть юридический фолиант поглубже, но он продолжал выпирать, словно ему что-то мешало. Девушка пошарила рукой в глубине и наткнулась на что-то мягкое. Придерживая подбородком книги, она извлекла небольшую сумочку. Не обращая внимания на серую пыль, тут же покрывшую руку и рукав, Оля застыла, холодея от подступившей паники. Голова её закружилась, ноги предательски задрожали. Лаврик заворочался на кровати, и Ольга перевела тяжёлый растерянный взгляд на старика. Руку жгло, словно она держала в ней тлеющую головёшку. Первой мыслью, действительно, было желание сжечь сумку сейчас же. Но Оля тихо засунула её обратно.