Разлюбившему смерть - Виолетта Якунина Страница 16

– Не знаю, что там наговорил мой муж, – сказала Зайка, не глядя на Василия, – но тем не менее хочу принести вам свои извинения. Лично у меня к вам нет не то что претензий… О господи! Да я вам так благодарна, что и словами не выразить!

Она вскочила и попятилась к двери. Она понимала, что Вася чем-то обидел Муратова, и готова была сквозь землю провалиться от стыда. Да что же это такое! Человек жизнь спасал ее маме, а он…

– Извините нас…

Она пулей выскочила из кабинета.

– Эх, что-то не туда тебя занесло, доктор, – не по-доброму улыбнулся Василий. – Ты в следующий раз фильтруй базар, а то расчувствовался, как оскорбленная институтка!

С этими словами он тоже вышел в коридор.

А доктор Муратов в порыве негодования схватил чайную чашку Зайки и выплеснул чай в раковину. Да что это с ним! Почему это его понесло не в ту степь?! И как бы его ни бесил этот зажравшийся политиканишка, а ведь он прав. К чему было вываливать свои обиды на несчастную женщину?! Ну подумаешь, ее муженек вел себя с ним по-хамски. Это, в конце концов, не ее сынишка-подросток, которого она плохо воспитала, а значит, Зоя и не виновата ни в чем.

– Неврастеничка ты, Муратов, – сказал сам себе доктор, глядя в маленькое зеркальце над раковиной, – неврастеничка, а не оскорбленная институтка!

В глубине души он прекрасно знал, в чем кроется его некорректное и непрофессиональное поведение. Все дело было в ее бездонных зеленых глазах, гибкой шейке с пульсирующей венкой, в осиной талии и точеных ножках с изящными щиколотками, в белой коже и сочных губках, вспухших от слез. Зоя – женщина его мечты, которая по иронии судьбы принадлежит этому грубому наглому животному, уверенному, что весь мир пляшет под его дудку.

Это случилось пару месяцев тому назад. Он попал на одно светское мероприятие, куда его затянула троюродная сестра Милка, заядлая тусовщица и по совместительству – ведущая скандального ток-шоу. Он двое суток отпахал в больнице, ел за это время мало, поэтому быстро надрался виски. И тут Муратов увидел ее – в шелках, изумрудах, духах и слезах. Она вихрем пронеслась по коридору и скрылась в дамской комнате. Он застыл истуканом перед заветной дверью. И тут из туалета вышла его сестрица, собственной персоной.

– Кто эта женщина? – спросил он у нее.

– Эта, рыдающая? – ухмыльнулась Милка. – Жена одного придурка, одни говорят, что он голубой, другие – что импотент. А он думает, что он – политик. Хотя, знаешь, на самом деле, это еще не самое последнее дерьмо в нашей думской клоаке. У него есть реальные рычаги давления на верхотуре, и он умело на них нажимает.

– А она, что же, юная содержанка второго состава? – вернул Муратов к интересовавшей его теме Милку. – Старую жену «ушли на пенсию» и приняли на ее место молоденькую?

– Муратов, ты что, ослеп?! Какая молоденькая? Ей тридцать с гаком, но в одном ты прав: у Калягина это приобретение – недавнее, он ее подобрал где-то на задворках обитания нашей творческой интеллигенции. Вон, видел, как она расчувствовалась, побежала в дамскую комнату предаваться душевным страданиям. А все, наверное, из-за того, что ее муж какую-нибудь кралю зажал в углу. Да, тяжело им, рафинированным созданиям!

Милка была весьма зла на язычок, за это ее и ценили на телевидении. Муратов прихватил с подноса очередную порцию виски и стал размышлять, что же так расстроило эту красавицу. Впрочем, в тот вечер он ее так больше и не увидел, видимо, политик увез свою жену пораньше. Но зато позже Муратов то и дело сталкивался с Калягиными в самых разных местах: в театре, на премьере модного кинофильма, в ресторане. Эта пара преследовала его на страницах журналов, где печаталась светская хроника. Муратов не любил такие журналы, но они почему-то стали попадаться ему под руку.

И вот этой ночью «Скорая» привезла в больницу одного члена их семьи. И он четыре часа кряду спасал жизнь мамы Зои Голицыной. Это ли не ирония судьбы? Случай, кстати сказать, был очень серьезный, он бился за жизнь этой женщины так, словно сражался с легионом дьяволов за собственную бессмертную душу. И он справился, он отбил ее у смерти, пусть ненадолго, но задержал ее на этой земле. И дал возможность ее дочке увидеть свою мать живой. Ну разве он не герой?

Он вышел из операционной очень уставший, практически обессиленный. И тут на него налетел этот Калягин, и начал совать врачу под нос свой мандат, и объяснять свои широчайшие возможности, и сулить ему деньги за добросовестное отношение к больной.

– Да я ее и так спас, – устало заметил Муратов, – без ваших… денег. Так что успокойтесь.

Калягин возмутился не на шутку. И неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы не влез телохранитель политика с докладом, что они дозвонились Зое Валерьевне. Это сообщение удержало Муратова от желания набить морду зарвавшемуся политику. И уж тем более он не намеревался ябедничать впоследствии госпоже Голицыной на ее супруга. Но не удержался и сильно расстроился по этому поводу. Никак нельзя ему было гордиться своим разговором с ее мужем! Милка такие стычки между мужиками называла – «состязания писюнами: у кого больше?»

Как водится, прошлого не исправить, даже самого-самого ближайшего прошлого переделать нельзя. И сто раз можно себе повторять, что надо сначала мерить, а уж потом резать, но в экстренных ситуациях люди зачастую действуют инстинктивно. И это, между прочим, – впоследствии, – оказывается очень правильным поступком. Так и Муратов, внеся раздор в семейный альянс Зои и Калягина, даже и предположить не мог, к чему это приведет!

– Я никуда с тобой не поеду! – шипела Зайка, пытаясь вырваться из цепких рук мужа. – Я буду здесь, пока мама не придет в себя! Я загадала, что, пока я буду с ней рядом, она не умрет!

– Да? Правда? Загадала она! Только я тебя нашел рядом с этим смазливым докторишкой, а не у постели твоей мамы!

– Да как ты смеешь?! – возмутилась Зайка. – Уже и к доктору меня приревновал? А это ничего, что мама в реанимации, а туда родственников не впускают?!

– Так какого хрена тебе тут торчать? С таким же успехом ты можешь и дома сидеть. Или все-таки дело не в маме?

– А знаешь что, он мне и правда нравится, этот доктор Муратов! – выпалила в бешенстве Зайка. – Нормальный, адекватный мужчина, не то что некоторые психи с манией преследования!

– Это я – псих? Да видела бы ты себя: сидит, рыдает в креслице, на жалость давит! Да плевать ему на твое горе, понятно? Он разрезал-зашил – и все, забыл, как маму твою звали! Это его работа. Понятно тебе?! Поэтому, хоть ты тут сиди, хоть изрыдайся вся, – он больше и пальцем не пошевельнет. А уж если денег не взял, значит, пока что не знает, выживет твоя мать или нет. Если был бы уверен, то столько бы с меня скачал, что – мама, не горюй! А так – боится рисковать, знает, что в случае чего ему голову отшибут! Поверь мне, детка!

Зайка из-за ненависти к мужу даже уши заткнула. Да что же он за человек такой! Весь мир видит в черных красках, никому и ни во что не верит, не осталось у него никаких понятий о добре и зле, он только товарно-денежные отношения признает!