Веселые поминки - Марина Серова Страница 16

Работа секретного агента так или иначе связана с риском для жизни. Но он имеет право и даже обязан ставить свою жизнь на карту, только если от этого зависит успех операции. И тогда это считается оправданным риском. В любом другом случае ты должен подавить в себе нормальные человеческие эмоции и действовать с рациональностью механизма.

Именно поэтому, от бессильной злобы, плакала я сейчас. Я, не задумываясь, бросилась бы вслед за Михаилом, хотя спасти его в данных обстоятельствах было почти невозможно. Но тогда я провалила бы задание. И огромным усилием воли я заставила себя оставаться в неподвижности, хотя лошадиная порция адреналина грозила довести мою кровь до кипения.

Таковы условия той суровой игры, которой я посвятила свою жизнь. От результатов нашей работы зачастую зависит жизнь тысяч и тысяч людей. Не в бирюльки играем, как сказал мне однажды Гром, приводя в чувство после гибели моей близкой подруги. Я была тогда еще совсем молодой, возненавидела его за эти слова, и должно было пройти несколько лет для того, чтобы я поняла его не только головой, но всем сердцем.

У меня сейчас не было времени проанализировать ситуацию до конца, но одно было очевидно – моя работа на теплоходе закончилась. Более того, оставаться на его борту мне было небезопасно.

О гибели Михаила станет известно через несколько часов, встречаться с милицией и быть задержанной если не в качестве подозреваемого, то, во всяком случае, в качестве главного свидетеля, мне совсем не улыбалось. А о моем близком знакомстве с потерпевшим известно было всему теплоходу.

Покинуть место преступления необходимо было до рассвета. Интуиция подсказывала, что инсценировать собственную смерть в этих обстоятельствах было бы лучшим способом замести следы, не рискуя направить следствие по ложному следу.

Упаковать нужные вещи в целлофановый мешок, оставив большую часть, включая фиктивные документы, в каюте – было делом нескольких минут, при этом нельзя было допустить ни одного промаха. Можно представить себе лицо районного следователя, обнаружившего под подушкой симпатичной туристки крупнокалиберный пистолет или дымовую шашку, замаскированную под губную помаду.

Покончив с этим делом, я направилась в теперь уже бывшую каюту Михаила, откуда забрала оба моих «жучка» и оставила ключ от каюты на самом видном месте. Заглянув в его визитку, я обнаружила, что большая часть денег из нее бесследно исчезла. Видимо, здесь еще раз побывали знакомые мне молодые люди, которых я еще час назад называла телохранителями. Я точно помнила, что, когда вчера вечером расплачивалась с официантом, в бумажнике у Михаила было не меньше пятисот долларов. Теперь же там остались только «деревянные». Это могло означать одно из двух: либо ребята решили воспользоваться таким случаем и немного разжились за счет покойного, либо довольно бездарно инсценировали ограбление. Такого варианта нельзя было исключать, тем более что им наверняка было известно, что ключ от его каюты был в эту ночь у меня.

В любом случае мне следовало поторопиться, и, пройдя на корму теплохода, я влезла на поручни и шагнула в черную бездну.

Вода, несмотря на дневную жару, показалась мне почти ледяной, особенно на глубине нескольких метров, куда я погрузилась в результате своего прыжка. Дожидаясь, пока теплоход отойдет на безопасное расстояние, я больше минуты оставалась там почти без движения, так как моя сумка, благодаря воздушному пузырю внутри, тянула меня вверх и затрудняла подводное плавание. Когда же наконец я вынырнула, она успела набухнуть от воды и мешала мне плыть уже на поверхности.

Я не боялась утонуть, но сильное течение и эта проклятая сумка сделали свое черное дело, и добиралась до берега я почти целый час. Правый берег Волги был значительно ближе, но, насколько мне было известно, там не было ни железнодорожной ветки, ни мало-мальски приличного шоссе, и я выбрала левый берег, хотя до него было не меньше километра.

Измученная и продрогшая, я наконец оказалась на суше, и, раздевшись догола, превозмогая усталость, растерлась докрасна махровым полотенцем, которое «позаимствовала» на теплоходе.

Переодевшись во все сухое, я обрела надежду, что гарантированное мне воспаление легких, возможно, не приведет к летальному исходу.

Но, видимо, я родилась в рубашке, или, как говорят англичане, с серебряной ложкой во рту. Так как, не пройдя по пустынному берегу и нескольких километров, заметила свет костра на берегу Волги. И обнаружила рядом с ним несколько человек из рыболовецкой артели.

Они поначалу не слишком приветливо встретили меня, но после того, как я поведала им печальную историю о том, как бедная астраханская девушка, брошенная коварным возлюбленным в незнакомом ей месте, полночи бродила по берегу в поисках временного пристанища, они прониклись ко мне состраданием. А когда при свете костра разглядели мои синие губы, то чуть ли не силком влили в меня целый стакан водки и накормили черной икрой. Благодаря чему я отделалась легким насморком, который досаждал мне в течение нескольких дней.

В шестом часу утра они погрузили всю пойманную за ночь рыбу и не только согласились подбросить меня до ближайшей железнодорожной станции, но даже уступили мне «бригадирское» место в кабине грузовика. А когда мы прибыли на место назначения, то не хотели отпускать без огромной рыбины на память о нашей встрече.

Я от всей души поблагодарила симпатичных мужичков, пообещала на прощанье, что как-нибудь непременно заеду к ним с двумя красавицами подругами, чему они, разумеется, не поверили, но восприняли предложение с энтузиазмом. Мне еще раз повезло, так как я чудом не опоздала на астраханский поезд и почти на ходу заскочила в свой вагон, не на шутку перепугав проводницу.

Через несколько минут я уже лежала на верхней полке своего купе и вскоре заснула под мерный стук колес. По моим расчетам, до Тарасова было не меньше шестисот километров, и я вполне могла позволить себе такую роскошь.

Проснулась я от голода. За окном вовсю светило солнце. Мои соседи по купе с аппетитом уплетали домашнюю снедь, щедро приправленную чесноком, время от времени с интересом поглядывая на меня, отыскивая и не находя повода для вертящихся у них на кончике языка вопросов.

– А что, работает вагон-ресторан? – опередила я их любопытство.

– Да зачем он тебе нужен, – сразу же запричитала сердобольная мамаша, – ты вон спускайся лучше к нам, чем деньгами-то сорить.