Дневник его любовницы, или Дети лета - Карина Тихонова Страница 16

Честно говоря, особой необходимости в этом уже не было: всю кровь, которую незнакомец мог потерять, он уже потерял. Но, как было сказано, я должен был сделать все, что мог. Поэтому повязку я складывал очень тщательно. Так тщательно, словно сдавал экзамен. И скажу, не хвастая: такая отличная перевязка мне в армии никогда не удавалась.

Закончив, я посмотрел в лицо непрошеному гостю еще раз. Незнакомец по-прежнему был без сознания.

— Рад за тебя, — сказал я.

Поднялся на ноги, прошелся по подвалу, отобрал все необходимое для того, чтобы устроить раненого поудобней. Перетащить его в дом мне сейчас не удастся. Значит, придется оставить гостя на месте. Ничего страшного! В подвале имеется все необходимое!

Я подтащил поближе к незнакомцу старый, но все еще приличный матрас. Нашел совершенно новую подушку, которую когда-то купила Ольга. Подушка была набита не то синтепоном, не то какой-то другой дрянью… Неважно. Спать на ней я не мог и сослал подушку в подвал. А теперь она очень даже пригодилась.

Я еще раз похвалил себя за мудрую привычку никогда ничего не выбрасывать. Соорудил незнакомцу роскошное ложе, правда, без постельного белья. Как я уже говорил, я ни на минуту не забывал, что за домом могут следить. Как? Понятия не имею! Но если Сеня со своими коллегами увидит, что я тащу из дома в подвал комплект чистого постельного белья, то они смогут сделать однозначный вывод без всяких подсказок со стороны: в подвале кто-то есть. Вполне вероятно, что они захотят проверить, кто именно тут поселился. Так что незнакомцу пока придется обойтись без благ цивилизации. Впрочем, думается мне, что обойтись без благ цивилизации он сможет, не особо напрягаясь.

Я еще раз взбил подушку, которая не гнулась и не деформировалась под ударами, повернулся к раненому и посмотрел на него.

Жесткое лицо. Я бы даже сказал, некрасивое лицо. Но что-то мне подсказывает, что дамам оно нравится до печеночных колик. От незнакомца исходят уверенные волны настоящей, неподдельной мужественности. Редкие волны в наше голубовато-розовое время. Нос раненого был перебит, видимо, еще в детстве. Но в этой горбоносости тоже есть определенный шарм. Если одеть незнакомца в кружевную рубашку с широкими рукавами, подпоясать атласным шарфом, обуть в ботфорты, нацепить на голову разноцветный платок, а в ухо продеть круглую тяжелую серьгу, то он будет смотреться неотразимей любого победителя конкурса красоты среди мужчин. Пират. Самый настоящий пират. Вкрадчивый, жесткий, удачливый, терпеливый к боли, презирающий сантименты… А еще мне почему-то кажется, что он отличный и умелый любовник.

«Что ж, повезет какой-то даме, — подумал я философски. — Или уже повезло… Неважно».

Я просунул руки под колени незнакомца и постарался осторожно обхватить его спину. Приподнял тело с пола, и чуть не свалился вместе со своей ношей. Тяжеленький, однако! С трудом удержался на ногах, по возможности аккуратно опустил незнакомца на матрац.

Тот не отреагировал на перемещение. Брови страдальчески сведены, между ними пролегла глубокая хмурая морщина, белая нижняя губа прикушена острыми хищными зубами.

— Прости, — сказал я. — Все, что могу…

Незнакомец не пошевелился. Что ж, возможно, так оно и нужно. В конце концов, человек потерял столько крови, перенес такую боль, что имеет право немного поваляться без памяти!

Я вышел из подвала и запер за собой дверь. Окинул пытливым взглядом свой обширный дачный участок.

Пусто.

Над ухом по-прежнему надрывались два радиоприемника. Я поморщился, пошел к старой яблоне и выключил магнитолу, стоявшую на скамейке. Стало немного тише, но окончательного душевного комфорта я достиг тогда, когда заткнул рот второму приемнику, работавшему в доме.

Пришла тишина, а вместе с ней на душу снизошло вдохновение.

Я достал мобильник и набрал номер своего старого приятеля.

С Глебом мы когда-то жили в одной квартире и учились в одном классе. Дружим еще с детских лет, хотя после школы наши пути-дороги разошлись. Я уехал в Питер, Глеб поступил в медучилище. Закончил его с красным дипломом, но в мединститут отчего-то не пошел. А вместо этого поступил на филологический факультет городского университета.

Сейчас он преподает в университете романскую литературу, и является моим самым строгим и самым справедливым критиком. Видимся мы нечасто, но Глебу я доверяю целиком и полностью. Пожалуй, он единственный человек, которого я могу назвать своим другом.

Глеб ответил мне не сразу.

— Привет, старик! Извини, никак не мог телефон найти.

— Здорово, — ответил я с облегчением. Глеб страшный неряха, его мобильник вечно заблокирован из-за того, что он забыл оплатить дополнительное время.

— Ты где? — спросил Глеб.

— На даче. А ты?

— А я в Городе.

— На природу не хочешь выехать? — спросил я.

— Старик!

Голос Глеба стал огорченным.

— С восторгом! Но у меня сессия…

Я тихо ругнулся в сторону. Совсем забыл, что июнь в университете горячая пора.

— Когда у тебя ближайший экзамен? — спросил я.

Глеб что-то мысленно прикинул.

— Через два дня.

— Можешь приехать ко мне? — спросил я.

— Когда? — не понял Глеб. — После экзамена?

— Нет. Прямо сейчас.

Несколько секунд он обдумывал приглашение. Очевидно, люди, общающиеся много лет, обладают способностью улавливать флюиды собеседника в телефонной трубке, потому что Глеб спросил:

— Это срочно, да?

— Да, — ответил я твердо.

— Ага, — пробормотал мой приятель.

Подумал еще одну минуту и оповестил:

— Приеду через час. Раньше не получится. Продержишься?

— Постараюсь, — ответил я, чувствуя, как с плеч обрушилась каменная глыба. — Глеб!

— Ау! — откликнулся приятель.

— Есть просьба.

— Валяй.

Я взялся рукой за лоб. Главное, ничего не упустить.

— Ты помнишь что-нибудь из своего медицинского прошлого? — спросил я негромко.

Глеб насторожился.

— Ну?..

— Не нукай, а слушай внимательно! Рану перевязать сможешь?

— Какую? — спросил Глеб очень деловито.

— Огнестрельную…

Он судорожно выдохнул воздух:

— Тошка, ты в порядке?

— Я — да, — ответил я, сделав акцент на местоимении.

— Ага! — сообразил Глеб.

— Сможешь или нет?

— Рана сквозная?

— Нет. Но пулю я уже сам вынул, — поторопился уточнить я.

Глеб снова судорожно вздохнул.