О чем молчит ветер - Ольга Володарская Страница 15

Шашлыки поспели. Мясной, грибной и овощной. Пока друг готовил, Леша прибирался в доме. Что смог, отмыл. Проветрил помещение. Влюбился в дом и место, где он располагался, еще больше. Его не отпускала мысль о том, что он уже бывал в нем. «Лира» казалась знакомой. Как и Приреченск. И если городок не оставил приятного впечатления (впрочем, как и негативного), то поселок очень даже.

Уютный, милый… Родной?

На ужин явилась Аленушка. С Иванушкой, что естественно. Когда зажаренные продукты перекочевали с шампуров в тарелки, сели за стол, который вынесли из кухни. Вино разлили. Олежка начал травить байки. Раевский цапнул кусок свинины, запил красным вином и вышел за ворота. Зачем? Сам не знал. Просто захотелось посмотреть, как живет поселок. Оказалось, спокойно. На улице никого. Во дворах тишина. Леша собрался вернуться, как увидел девушку. Ту самую красавицу из супермаркета.

Раевский помахал ей. Девушка ответила.

— Вы не подумайте, я вас не преследую, — сказала она.

— Знаю. Красавицы обычно меня обходят стороной.

— Я Оля.

— Алексей. Но я вроде уже представлялся.

— У вас тут дача?

— Да. Вот она, — и указал на дом за забором. — У вас тоже? — Она мотнула головой. — Мы жарим шашлыки, пьем вино. Не хотите присоединиться?

— Нет, спасибо.

— Вы трезвенница и вегетарианка? Тогда могу предложить чай и овощи. Есть еще шампиньоны.

— Жареное мясо я люблю. Но как-то неудобно…

— Бросьте! Мой друг Олежка хотел пригласить вас на пикник еще днем, когда мы встретились в магазине. Но не догнал вас.

— Я убежала, — хохотнула она. — Засмущалась ужасно. Перепутала вас с другим человеком…

— Не пора ли вам перейти на «ты»? — раздалось из-за забора. А через несколько секунд показалась физиономия Олежки. За щекой его был кусок мяса, но он не мешал ему разговаривать. — Девушка, красавица, присоединяйся к нам. Вкусную еду и хорошую компанию гарантируем.

— В компании есть даже козел, — проанонсировал Леша, решив, что это остроумно. — Его зовут Иванушкой.

— А еще прекрасная девушка Аленушка.

— И пес Трамп.

— Вылитый Дональд.

— Как я могу отказаться? — расплылась в улыбке Оля.

Олежек тут же распахнул перед ней калитку. Она зашла на участок. Леша отметил, что у девушки красивая фигура. В супермаркете он отметил лишь ее лицо. А оказалось, что она еще и гармонично сложена. Тело в форме песочных часов идеально для женщины, не так ли? По мнению Леши, определенно. Хотя ему нравились и «груши», и «яблоки». Была одна зазноба с фигурой мальчика-подростка. Она работала моделью. И когда эта девушка Раевскому нравилась, он немного этого стыдился. Ему казалось, тяга к ней была противоестественной, потому что, если бы не отсутствие кадыка и щетины на лице, обычный паренек (она стриглась коротко). То ли дело сочные женщины, такие, как Моника Веллуччи…

Или его новая знакомая Оля.

Та тем временем дошла до накрытого стола, познакомилась с Аленой, погладила Иванушку и села на табурет.

Ей предложили вина. Ольга кивнула, но позволила налить ей всего чуточку. И в чашку добавила воды. По мнению Леши, это было издевательством над напитком. Он знал, что в той же Франции разбавляют вино. А в Польше, куда он летал по работе, пиво мешают со спрайтом. Лучше бы совсем не пили, думал он, чем портить уже готовый продукт. Ладно, крепким был бы. Виски, водка. Но одиннадцать и пять градусов разводить до шести и двух — это какое-то извращение…

Олежек в свойственной ему манере начал травить байки. Девушки заливались смехом, Леша подхихикивал. Некоторые истории он слышал раз по пять, но главное — подача. Друг в каждую байку добавлял что-то новое — и эмоции, и детали. Леша не исключал того, что со временем появятся факты, и лет через тридцать все будут слушать рассказ не о том, как Олежка удрал от акулы, а как победил ее ударом кулака в нос, успев до этого вырвать из клыков плавучего хищника пару ребятишек.

— Можно вопрос? — обратилась к Леше Оля, когда Олежек сделал паузу.

— Конечно.

— Дача… чья?

— Моя.

— Но кому она принадлежала ранее?

— Родителям. Они умерли в конце прошлого года. — Она кивнула, но задумчиво. — Работали в «Союзмультфильме». Получили дачу как деятели искусства.

— А ты слышал, что когда-то давно, еще до революции, тут деревенька была?

— Нет. Я вообще знать не знал об этих местах.

— Соловьи называлась. В березняке много певчих птичек водилось. Сгорела она в 1935 году.

— Целиком?

— Да тут две улицы было. Часть домов пустовала, потому что молодежь на керамический завод в Приреченске (тогда он еще поселком был) устраивалась, а работникам общежития давали. Там и канализация, и душевые, и перспектива получить свое жилье в строящемся микрорайоне.

— Никто при пожаре не пострадал?

— Жертвы были. Четыре человека из одной семьи. Угорели. И только самая маленькая, внучка, выжила. Смогла выбраться из дома через окошко. Ее потом отправили в детский дом. Когда девочка выросла, то приехала в Приреченск, чтобы работать на заводе. Ей тоже дали общежитие. Там она познакомилась с парнем, они поженились. Спустя долгие годы, когда она состарилась и чуть тронулась умом, то подожгла свой дом.

Сгорела сама, сын, проживающий с ней. Спаслась только внучка. Олеся.

— История грустная. Поэтому непонятно, зачем ты мне ее рассказала…

— Богдан был сыном Олеси. С ним я тебя перепутала.

— Вот оно что, — пробормотал Леша, потянувшись к вину. А ведь не хотел больше пить, чтобы не захмелеть. Два же фужера под жареное на костре мяско, это то, что нужно: подчеркивает вкус шашлыка и не дает в голову. — И каким он был?

— Славным. Но несчастным. Олеся била его, не кормила. Запирала дома, а если провинится, то в подполе. Богдан убегал, и мы гуляли, играли вместе. Я не ходила в детский сад, потому что мне там не нравилось. Два месяца промучилась, пока мама не сжалилась и не забрала из этого ада. За мной бабушка приглядывала. Она на окраине жила в частном доме. А Богдан в стоящем рядом бараке с матерью и сменяющими друг друга «папами». Его в садик и не отдавали. Надо же пойти, записать ребенка, проверить потом у врача. У Олеси имелись дела поважнее.

— Она пила?

— Да. И ширялась. Олеся была глубоко травмирована в юности и морально, и физически. Она горела. На коже остались шрамы. В душе, естественно, тоже. Панические атаки, низкая самооценка из-за физических недостатков. Олеся не справилась, сломалась. Покатилась по наклонной.

— От кого она родила сына?

— Кто же знает? Олеся была рада любому, кто ее захочет. Естественно, среди них были такие же маргиналы, как и она. Но Богдан был хорошеньким и умным. Он столько интересного знал. У них в доме было только радио, он слушал, запоминал. Бабушка не ограничивала мою свободу, я с четырех лет гуляла по улице. А рядом лесополоса. С Богданом мы ходили в «походы». Я собирала сумку с провизией, водой, мы топали до опушки, там ягоды искали, грибы, ловили ящериц, прикармливали белок. Потом усаживались на пенек и ели. С какой жадностью он поглощал простые бутерброды с джемом или маслом, баранки, сушеные яблоки! Мы тоже небогато жили, но я не голодала. А он да. Если я притаскивала ему провизию, ее отбирала мать. На закуску. Я звала его к нам. Бабушка накормила бы от пуза. Но Богдан отказывался. Он боялся взрослых. Детей меньше, но и им не доверял особо. Только во мне не видел угрозы. Год мы были неразлучны. Сколько зимой снеговиков налепили и горок освоили! Весной пускали кораблики по лужам. Снова пришло лето. Мне было уже почти шесть, я представляла, как мы с Богданом будем ходить на реку, купаться, может, рыбу ловить. В сарае удочку нашла и бредень, если ты знаешь, что это. — Он покачал головой. — Сетка рыболовная. Два человека ее держат и бредут по реке. Что попалось в нее, то твое.