Родная кровь - Сергей Майдуков Страница 14

— Вот и умница, дочка, — проскрипела Анфиса Кузьминична, которую жизнь согнула буквой Г, да так и не позволила распрямиться. — Вечером заглядывай, молочка налью.

— Спасибо, — поблагодарила Мария, которой не терпелось помчаться по своим делам.

Ноги у нее были загорелые, крепкие. После здоровой жизни на свежем воздухе они снова сделались резвыми, как в детстве. Не стоялось им на месте.

— Беги, беги, — махнула сухой лапкой старушка. — Почитаешь-то когда? Заманила своим Робинзоном Кукурузой, да и бросила. А я сиди и гадай, чего с ним дальше приключилось…

— Почитаю! — звонко крикнула Мария.

Уже из-за забора.

Дорога до озера занимала обычно минут десять бегом или двадцать — шагом. Мария редко ходила, предпочитая не тратить времени понапрасну. Его и так было в обрез. Жизнь в маленькой деревне на отшибе не позволяет долго раскачиваться и бить баклуши. Дел всегда невпроворот. Родители, когда покупали дом, а потом доводили до ума (отец работал в управлении, возводившем многоэтажки, так что перебоев со строительными материалами не было), мечтали, что станут отдыхать здесь от городских хлопот, а вышло наоборот. Вкалывать в Пеньках приходилось куда больше. А ведь тогда о зимовках здесь и речи не было.

Воспоминания о маме и папе заставили Марию перейти на шаг. Слезы застилали глаза. Она считала себя виновницей их смерти. Врачи говорили, что у родителей сердце было слабое, но если бы не беспутная дочь, они бы еще долго протянули. Это она их доконала. Совсем не жалела, только о себе думала. Дрянь, дрянь!

Остановившись, Мария подошла к березе, обняла ее, прижалась лбом к гладкой, прохладной коре. Дерево помогло. Душевная боль понемногу улеглась, сменившись обычной и привычной уже печалью.

Прежде чем углубиться в лес, Мария оглянулась, как поступала всегда, поднявшись на этот пригорок. Отсюда была видна вся деревня, приткнувшаяся возле серповидной излучины Северинки: что-то около полутора сотен крыш, половина из которых сиротливо догнивала под открытым небом, оставшись без хозяев. Остальные дома тоже постепенно приходили в упадок, потому что жили в них дряхлеющие старики, которым становилось все труднее обихаживать самих себя, не то что управляться по хозяйству.

Когда-то деревня Пеньки входила в состав совхоза-миллионера «Заветы Ильича» и специализировалась на скотоводстве. Заливные луга на той стороне реки вмещали в себя стада меланхоличных коров, драчливых годовалых бычков и лошадиные табуны, обеспечивая местное население шампиньонами, так и прущими из щедро унавоженной земли. Планы выполнялись и перевыполнялись, в молодых семьях рождались дети, Пенькам сулили собственную школу, асфальтовую дорогу до самого шоссе и постоянный мост вместо понтонного, сносимого каждым весенним паводком.

Потом, как водится, счастье, которое казалось таким близким, пропало подобно солнцу, скрывшемуся за стеной туч. Было и сплыло. Дорогу не достроили, вместо снесенного моста пришлось пользоваться бродом, единственный магазин в Пеньках закрыли, электричество стали давать по расписанию. Скот зарезали, все относительно молодые жители подались в иные края, старики мерли как мухи. Печи топили дровами и хворостом, завезенный хлеб скупали мешками, в райцентр выбирались раз в несколько месяцев, про существование почты забыли. До большого промышленного города Латунска было каких-нибудь десять километров, но прямой дороги туда не было, так что это незначительное расстояние превращалось для пеньковцев в световые годы.

Глядя на деревню, Мария испытывала благодарность и грусть. Здесь она заново обрела себя, укротив своих демонов, но вскоре придется уехать отсюда и вернуться в город. Потому что нельзя прятаться от соблазнов и трудностей, иначе они сами найдут тебя в самый неожиданный момент. Страусиная политика никогда не идет на пользу. Лучше встречать испытания с поднятой головой и открытыми глазами. Только так можно справиться с ними.

Была еще одна причина, по которой Мария собиралась прервать свое затворничество в Пеньках до наступления зимы. Молодость проходила, а она была одна. Ее женское начало протестовало против такого положения дел. Марии хотелось замуж, хотелось рожать детей, создавать семейное гнездо. Все, что было с ней раньше, представлялось теперь страшным, тягостным кошмаром. Она очнулась от него только здесь, в Пеньках. Но пришло время расставания. Эти дворы, огороды, луга и рощи, эта речка с песчаными плесами, спящие над водой ивы и темный лес, наполненный звенящей тишиной, — весь этот мир сделался слишком тесным для Марии. Она устала от одиночества.

— А ты? — тихо спросила Мария у березы.

Береза промолчала. Она не умела разговаривать, хотя все понимала и чувствовала.

Ласково проведя ладонью по стволу, Мария пошла, а потом побежала дальше. Тенистая тропа встретила ее прохладой и долго вела среди вековых стволов, а потом лес раздался в стороны, наполнился солнцем и призывно засверкал озерцом, давно облюбованным девушкой. Здесь вполне можно было бы купаться голышом, но еще утром, отправляясь носить воду Кузьминичне, Мария надела под сарафан старенький выгоревший купальник из безоблачной юности. Он был несколько тесноват для ее раздавшихся бедер и груди, но денег на новый не было, да и не нужен он был в этой глуши.

Стаскивая сарафан через голову, Мария, чтобы не терять времени, стряхнула с ног босоножки и сделала несколько шагов к озеру. Все это вслепую, на автомате. Точно так же автоматически она должна была войти в воду до пояса, лечь на живот и поплыть. Однако что-то ее остановило. Высвободив голову из сарафана, Мария посмотрела перед собой и едва сдержала пронзительный визг, который издают испуганные дети и женщины.

Прямо перед ней, в бухточке, поросшей редкими камышами, лежало человеческое тело. Мужское тело. Абсолютно голое.