Не все трупы неподвижны - Вадим Россик Страница 14

Очередь к гроту не убывает. К ней постоянно подходят всё новые и новые желающие жить долго и безболезненно. Наверное, напрасно. Ведь жизнь — это обмен молодости и здоровья на мудрость. Не помню, кто сказал. Лениво размышляю: многим людям необходимо находиться в толпе, чтобы быть уверенными, что они ведут себя правильно. Каждый из них думает: ведь не могут же все эти миллионы верующих ошибаться? Значит, их вера истинная и с нею радостнее жить. Неужели они верят, что количество переходит в качество? Глубоко вдыхаю свежий ветерок. Возле грота не курят, автомобили здесь не ездят, рядом река, поэтому воздух чистый.

Вообще-то, слава богу, я атеист, но когда мы были в верхней базилике, я, стоя перед распятием Христа, попросил у Всевышнего вдохновения. На всякий случай. Очень хочется написать много хороших книг, интересных читателям. Зачем я пишу? Люди умирают, книги остаются. Тоже не помню, кто сказал. Может быть, и я сам. Мы знаем границы своих физических возможностей, предел для своего тела. Никто не может поднимать над собой паровозы или бегать, как гепард. И только в творчестве всё иначе. Здесь нет границ. Ты не знаешь, на что окажешься способен, пока не попробуешь. И если не сегодня, то, возможно, завтра ты создашь шедевр, который переживёт тебя. Покроет немеркнущей славой. Впрочем, некоторые предпочитают нюхать столярный клей с бензином. Вот какие глубокие мысли шевелятся в голове будущего великого писателя. А может, как иронизирует Марина, это суетятся мои тараканы?

Кассандра с беспокойством указывает пальчиком вверх. Поднимаю голову. В чистом небе собираются лохматые облака. Как бы опять не пошёл дождь. О’кей. Пора домой. Поднимаю себя с места.

На обратном пути подходим к бювету с чудотворной водой. Бювет — это два десятка специальных кранов. К каждому крану тянется хвост паломников, в избытке оснащённых пустой тарой. Мы пристраиваемся за горбатым, как верблюд, дядей в полосатом халате и с чалмой на голове. У дяди в руке только скромная пластиковая бутылка. Этим-то он и привлекателен для нас.

Воды много, льётся она хорошо, поэтому очередь двигается быстро. Я наполняю свою канистру, потом смачиваю руки, лицо холодной водой. Надеюсь, что накопившаяся усталость сейчас пропадёт. Глядя на меня, Кассандра снимает солнцезащитные очки и делает то же самое. Освежившись чудотворной водичкой, берёмся за руки, бодро шагаем к выходу с территории санктуария. Теперь у меня с одной стороны висит пять литров воды, с другой — Кассандра. Баланс не нарушен. Ведь для меня баланс — это главное. Стоит на секунду зазеваться, как тело тут же предаёт — я теряю равновесие, как будто шёл по канату над пропастью и оступился. Ужасное состояние, наступающее совершенно внезапно. Но сейчас, с полной канистрой воды и Кассандрой, я чувствую себя немного уверенней.

— Ты вчера говорила про супермаркеты, — напоминаю своей спутнице. — Мне нужно кое-что купить.

— «Карфур» будет нам как раз по дороге, мсье Вадим.

Снова переходим Старый мост, но в «Галльский петух» возвращаемся другой дорогой, вдоль реки. Мы идём с Кассандрой по набережной Гав-де-По. Я рассматриваю полноводную реку, тёмную кайму гор вдалеке, улыбаюсь, а думаю совсем о другом. Сердце грызёт, как собака тапок, тревога. Мне не дают покоя вопросы. Например, кто такой человек, который не приезжал? Почему он умер? Если его убили, то кто и за что? Кто позапрошлой ночью спускался по лестнице? Фамильное привидение рода Камбрэ? Почему Адольф не пускал меня в сарайчик? Из простой зловредности или он знал, что там лежит труп? Да и моя милая маленькая голубоглазка становится всё загадочнее. Многое в ней мне непонятно. Эти её фразы: «семья Камбрэ…», «как говорят французы…» Так о своих не говорят. Я хоть и слабо владею французским, но заметил, что Кассандра никогда не называет родителей «мама’», «папа’». Только холодное «мать», «отец» или по именам. Она не знает, кому установлены памятники на центральной улице Лурда, рассказывает о санктуарии так, как будто прочитала путеводитель. За три месяца, что Камбрэ живут в Лурде, можно было досконально изучить городок. Всё это очень странно. А может, Кассандра совсем не Камбрэ и вообще не француженка? Не знаю, как по-французски, но по-немецки она говорит, как настоящая немка. Так кто же она такая? Не обращая внимания на здравый смысл, настойчиво твердящий, что вся эта история совершенно меня не касается, решаю обязательно поговорить с Анибалем. Может быть, бесхитростный блаженный расскажет что-нибудь интересное о семействе Камбрэ?

С набережной мы сворачиваем в лабиринт узких улочек. Лурд застроен очень плотно. Дома по обеим сторонам улиц образуют сплошные стены. Никаких просветов. Немного попетляв, выходим к большому безликому зданию, способному испортить любой пейзаж.

— А вот и наш «Карфур»! — радостно восклицает Кассандра. Она облегчённо переводит дух. Малышка устала. А я-то как рад! Готов рыдать от счастья. Входим.

Ну, что сказать? «Карфур» как «Карфур». Снаружи полный отстой, внутри ничего особенного. Обычный европейский супермаркет со стандартным набором продуктов. Я покупаю всё нужное для кофепития: банку растворимого кофе, сливки, таблетки заменителя сахара, печенье. Кассандра прихватывает с полки винную бутылку. Рассчитываемся на кассе и двигаем в сторону отеля.