Тайное оружие фюрера - Александр Зеленский Страница 14

Мой водитель и сам все слышал, поэтому тут же развернул машину и, включив сирену и мигалку, помчался по указанному адресу.

— Это очень известный боевой генерал в отставке, — все еще не отключился главный врач. — Так что вы с ним там поаккуратнее…

— А что, Евгений Васильевич, нельзя заслуженному человеку специализированную кардиологическую бригаду послать? — делано наивным тоном спросил я.

— Валера!.. Все нарасхват. Вы же знаете, что сегодня день и ночь повышенной солнечной активности…

— И даже ночь?

— …и люди с сердечно-сосудистыми заболеваниями мрут как мухи.

— Я в курсе, Евгений Васильевич!

— Ну так не задавайте глупых вопросов! Не будем перегружать эфир. Скажу только, что кардиологическую бригаду я направлю по указанному адресу при первой возможности. А пока вся надежда, Валера, на вас.

— Все ясно! Постараюсь оправдать оказанное доверие. Отбой!

«Ишь ты, — подумалось мне, — наверное, пациент весьма серьезный, раз сам главный им занимается лично». То, что Новиков оказался на рабочем месте в столь поздний час, меня удивило меньше всего, поскольку я знал, что он готовит докторскую диссертацию на тему «Воздействие ПСА (повышенной солнечной активности) на обострение хронических заболеваний». Конечно, практические данные ему были просто необходимы, и потому наверняка он не отстанет от меня и непременно будет расспрашивать о моих ночных пациентах после дежурства. Так бывало уже не раз. Будет и теперь.

На звонок в дверь тут же ответил женский голос:

— Кто там?

— «Скорую» вызывали? — привычно спросил я.

Дверь тут же распахнулась, и передо мной предстала молодящаяся женщина в роскошном халате.

— Проходите! Федор Петрович в комнате налево.

Седой как лунь старец был в сознании.

— Проклятая кардиофобия! — проговорил он, тяжело дыша. — После инфаркта я так страшусь любых неполадок в работе своего «мотора», что даже незначительные сбои принимаю чуть ли не за катастрофу…

В том, что у пациента была острая сердечная недостаточность, сомневаться не приходилось. Об этом свидетельствовало и его полусидячее положение в кровати. К тому же я довольно быстро установил, что вены шеи переполнены, количество циркулирующей крови повышено, но при этом наблюдается понижение артериального давления, сочетающееся с повышением венозного. Дыхание учащено, усилено и затруднено…

Узнав, что в течение нескольких дней больной не принимал препаратов наперстянки, я медленно ввел внутривенно строфантин с сорокапроцентным раствором глюкозы. Затем сделал подкожную инъекцию кардиомина.

Облегчение у больного наступило почти сразу же после уколов. Теперь я мог спокойно дождаться приезда специализированной бригады «скорой помощи» и передать пациента им.

Разговор о трудах Лазарева возник по инициативе Пономарчука.

— Мне кажется, что я сам виноват в своей болезни, — сказал он, беспокойно оглаживая одеяло поверх груди правой рукой. — Недавно прочитал книжку Лазарева и выписал для себя причины, которые, по его мнению, приводят к тяжелым недугам. Вот они: обида на кого-то, убийство любви, злословие в адрес родственников. Всего этого в моей жизни было предостаточно. Отсюда делаю вывод, что все это и явилось причиной моего наказания высшим разумом…

— Основная мысль в трудах Лазарева сводится к одной очень весомой фразе: «Человечество подошло к тому рубежу, за которым либо духовное возрождение, либо гибель», — заметил я, укладывая свой медицинский инструментарий в переноску, и тут же добавил: — Спасаться будет каждый в одиночку. И спасти нас может только осознание того, что каждый ответственен за судьбы всех людей и даже за всю Вселенную.

— Красиво! — с трудом улыбнулся Федор Петрович. — Стоит только об этом подумать, тут же становится как-то легче дышать, и сердце болит куда меньше…

Так мы беседовали около часа, пока меня не сменили у постели больного приехавшие кардиологи.

Когда я уходил, Пономарчук попросил:

— Знаете что, от госпитализации я все равно откажусь… Навестите меня как-нибудь! С вами очень интересно разговаривать…

Спускаясь вниз по лестнице, я неожиданно столкнулся с каким-то подозрительным типом с бегающими глазками. Он явно интересовался тем, что происходило в восемьдесят первой квартире, и в то же время старался этого интереса не показывать…

К старому генералу я смог заехать через неделю, но его уже не было в живых.

— Он убит, — просто сказала мне та же молодящаяся дама, впустившая меня в первый раз.

— Как убит? — не понял я.

— Из-за его боевых наград… — пояснила она, горестно покачав головой. — Убийцы забрали три ордена Ленина, орден Великой Отечественной войны первой степени, три ордена Боевого Красного Знамени и орден Красной Звезды… Там были польский крест и еще несколько ценных наград…

«Постой-постой, — подумал я тогда, — уж не тот ли парень с бегающими глазками повинен в смерти старого генерала? Ведь он явно следил за квартирой Пономарчуков…»

…Я вспомнил того парня, которого приметил на лестничной площадке в доме отставного генерала. Он же участвовал и в нападении на меня, когда в моей квартире находились старинные ордена… Все сходится! Как же я не подумал об этом раньше?..