Голая правда - Светлана Успенская Страница 14

Вдруг вспомнив нечто неприятное, она побледнела: «Надо торопиться, что это я здесь разгуливаю! Как бы в мое отсутствие этот не заявился!»

Этот — под таким безличным словом, обомлевшая от внезапно нахлынувшего ужаса, Мария Федоровна подразумевала Витька, подельника своей доченьки, который неизвестно по какому случаю внезапно объявился в Москве в последних числах июня. «Может, всех там поубивал и сбежал, — думала испуганная женщина, торопливо бросая в сумку спелые, налившиеся густым соком отборные фрукты. — Пора домой».

Витек появился еще вчера, двадцать пятого… Когда неожиданно прозвенел дверной звонок, сердце у Марии Федоровны, внезапно ощутившее надвигающуюся беду, подпрыгнуло к самому горлу, а потом провалилось куда-то в глубь живота, еле трепыхаясь от леденящего внезапного страха. Женщина сначала застыла от ужаса — кто этот неурочный посетитель? Но потом, опомнившись, она на цыпочках прошла в комнату, включила телевизор, на который поступал сигнал от вмонтированного в дверь видеоглазка, и напряженно уставилась на экран, тревожно голубеющий в полумраке зашторенной комнаты.

На экране виднелся черный контур ссутулившегося человека, с характерной стрижкой ежиком, длинными руками, висящими чуть ли не до колен. Сгорбившись, он прислушивался к звукам, едва ли пробивавшимся через толстую надежную дверь. Это был Витек. Его невозможно было не узнать — почти квадратный череп, массивный подбородок, казавшийся сизым из-за щетины, глубоко посаженные, внимательно-жадные глаза. Мария Федоровна вцепилась в подлокотники кресла. Как она ненавидела его! Ненавидела и боялась, боялась до подкожного страха, до холодного пота, струившегося по лбу!

Витек постоял еще, прислушиваясь под дверью, дернул золоченую ручку, чему-то ухмыльнулся и, услышав идущих сверху по лестнице соседей с собакой, торопливо, но с заметной неохотой стал спускаться…

…Она ненавидела его. Ненавидела, потому что он швырнул, как ненужную ветошь, жизнь ее доченьки, Людочки, сломал ее безжалостно, не раздумывая ни секунды над тем, что делает. А та, дурочка, рада была отдать свою жизнь и отдала ее, отдала всю, без остатка. И кому? Этому страхолюдному уголовнику! Чем он привлек ее? Тем, что, не глядя и не считая, тратил деньги в те редкие дни, когда они у него были? Ведь чаще всего он сидел без копейки и тогда бил ее, бил просто так, от скуки, постепенно зверея от тяжелой ненасытной животной ярости. А она, Людка, несмотря ни на что, любила его и потому носила свои синяки под пытливыми взглядами соседок как медали, выданные ей в вечной войне за любовь.

Тогда они еще жили все вместе здесь, в этой квартире у Патриарших прудов… Квартира эта им досталась не сразу. Сначала у них, у Тюриных, то есть у Людочки, Марии Федоровны и у ее мужа Василия, работавшего сантехником в ЖЭКе и оттого пившего неумеренно, до поросячьего визга и зеленых чертей в глазах, была только одна комната, та самая, угловая. Та, в которой теперь изысканная уютная спаленка с розовыми амурчиками под потолком и тигровой шкурой на полу, та, в которой стоит широкая, как обеденный стол, кровать с фигурной деревянной спинкой в причудливых завитушках. В ней, уставшая от объятий любовника, кумир неполовозрелых мальчиков, актриса Евгения Шиловская нежит по утрам свое худое, с жалкими полосками выступивших ребер тело, зарываясь в душистые простыни. А простыни-то эти, черного скользкого шелка, стираны ручками самой Марии Федоровны, бывшей недавно полноправной владелицей вот этой самой комнаты, вот что обидно-то!

Здесь, на двадцати квадратных метрах, помещался раньше и супружеский диван, и Людочкина кроватка, и стол, на котором дочка делала уроки, и ножная швейная машинка — все необходимое для счастья маленькой семьи. И именно в этой комнате под стоны умирающей за стенкой соседки тети Паши и была зачата Людочка, солнышко, ясная девочка, свет в окошке. Сначала, в первые годы супружеской жизни, они с Василием не торопились, все хотели для себя пожить. Но когда поняли, что тетя Паша вот-вот помрет и тогда им в соседнюю комнату подселят неизвестно кого, может быть даже алкоголика или уголовника, Тюрины надумали быстро завести ребенка.

И пока Мария Федоровна по-соседски ухаживала за умирающей старушкой, честно стараясь продлить ее затянувшееся существование на этой земле, живот ее рос и пух, увеличивался в размерах, ходил ходуном, когда ее девочка, ее солнышко, пинала там внутри своими малюсенькими ножками…

Конечно, комната тети Паши досталась им. Они расставили в ней мебель и терпеливо стали дожидаться, пока умрет или съедет их второй сосед, пенсионер Алексей Антонович Жмуров, отставной военный. Они бы дождались, конечно, но под самый занавес счастливой истории завладения квартирой у Алексея Антоновича, казавшегося до этого тихим и скромным вдовцом, внезапно случился внебрачный сынок откуда-то из провинции, где в молодости служил доблестный офицер. Сынок этот, по имени Виктор, а по дворовому прозвищу Витек, был в мгновение ока прописан, определен в ближайшую школу и быстро влился в дворовый коллектив пацанов, в котором его пробивающийся басок зазвучал уверенно и властно.

Мария Федоровна тогда приуныла, поняв, что третья комната им не светит и можно не планировать, каким образом она расставит в ней купленную по записи югославскую стенку. Конечно, если не случится ничего чрезвычайного… И это чрезвычайное случилось. Витек попался, когда с пацанами обворовывал продуктовый магазин, покалечив при этом сторожа. По всей строгости советских законов он загремел на пять лет далеко-далеко, чуть ли не на Колыму. Мария Федоровна тогда облегченно вздохнула — за пять лет Бог знает что может произойти.

Поступок внезапно обретенного сыночка совсем подкосил престарелого отца, Алексея Антоновича, и он тихо скончался в своей комнатке, забытый всеми, кроме своих долготерпеливых соседей. Похоронив соседушку чуть ли не на свои деньги, Мария Федоровна воспрянула духом — можно начинать борьбу и интриги. Первым делом она выбросила вещи Алексея Антоновича на черный ход, а велосипед Витька отнесла в комиссионку. Затем начались затяжные бои на бумажном фронте. В результате ее осторожных и обдуманных действий комната осталась за семейством Тюриных.

А между тем, не подозревая о борьбе своей матери с пребывающим в местах не столь отдаленных Витьком, Людочка все росла и хорошела. И так похорошела, что когда в один прекрасный день никем не ожидаемый Витек, досрочно освобожденный по амнистии, встал на пороге квартиры, которую справедливо считал своей, то, увидев прекрасную соседку, он только приветливо хмыкнул от невысказанного одобрения.

Не пустить Витька в его же комнату Тюрины побоялись — уголовник же, позовет своих дружков, и поминай как звали. Мария Федоровна, ворочаясь по ночам на новой двуспальной кровати, мучилась привычной бессонницей и планами, как бы спровадить Витька, торчавшего по утрам на кухне, как бельмо в глазу. Кроме всего прочего, он варварски забывал сливать за собой в туалете, ходил по квартире в сапогах и плевал на пол — этого хозяйственные чувства Марии Федоровны вынести не могли.

Однако эти неприятные привычки вкупе с манерами блатного ухаря, бывалого уголовника, не помешали юной Людочке почувствовать к нему расположение. Начинающийся роман был загублен в самом зародыше самим Витьком — чтобы угостить приглянувшуюся девчонку конфетами, он грабанул какого-то припозднившегося прохожего в темном переулке неподалеку от Патриарших, но попался и снова отправился в далекие края.