Огненный глаз Тенгри - Дмитрий Федотов Страница 14

Господин Гмелин тщательно умял табак, взял щипцами уголек из маленькой жаровни и разжег трубку. Лишь окончив сию сложную процедуру, Иван Георгиевич счел возможным начать разговор.

— Ты, верно, думаешь, Степан Петрович, и зачем это меня немец через гору посылает?

— Да, господин Гмелин, — подтвердил я. — Если позволите, я уточню свои сомнения…

— Не стоит, — отмахнулся Иван Георгиевич и на короткое время отвлекся курением. Затем снова заговорил: — Видишь ли, Степан Петрович, наше путешествие по Сибири еще в самом начале, предстоит пройти многие и многие мили… э-э, версты… и по воде, и по суше. И не всегда нам придется делать это вместе. Посему я уже сейчас решил озаботиться созданием малых отрядов для самостоятельной работы на просторах этого… unerme?lich — необъятного края.

— То есть, если я правильно понял, господин Гмелин, вы предлагаете провести нам что-то вроде подготовительного похода?

— Да, точно — подготовительного. Или нет, это скорее будет Ausflug — познавательная прогулка.

— Что ж, мы готовы верой и правдой…

— Нет, Степан Петрович, ради науки! Только ради истины и полноты знания пойдете вы туда. Вам нужно будет преодолеть примерно сорок-пятьдесят верст — это займет пять дней. И еще два дня я буду просто ждать вас у Сары-су. Иван Георгиевич вновь занялся своей трубкой, я же терпеливо ждал продолжения.

— Я не жду от вашего похода ни открытий, ни событий — их здесь просто не может быть. Ваша главная задача — пойти и дойти. Я должен увериться в ваших… M?glichkeiten, э-э… возможностях, дабы в будущем поручать вам настоящие и серьезные исследования.

— Постараюсь оправдать, господин Гмелин…

— Да уж, будьте любезны, господин будущий адъюнкт. — У профессора отчего-то начало портиться настроение, что впрочем бывало с ним и ранее, если случалось переедание.

Я счел за благо ретироваться, тем паче, что напутственное слово было уже получено…

Весь первый день мы довольно быстро шли по редколесью и опушкам почти параллельно течению Терси. Погода нам благоприятствовала. Осеннее солнце словно вспомнило о своем летнем прошлом и припекало наши спины так, что к полудню пришлось снять шабуры и переложить их в заплечные мешки. Пообедав солониной, хлебом и чесноком и запив это двумя-тремя глотками портвейна, мы продолжили поход.

Я нашел на одной из полян необычное метельчатое растение, похожее на мелкий камыш, но со странно изрезанными листьями. Торопчин сумел поймать крупную красивую бабочку с огненно-красными пятнами на темно-вишневых крыльях. Я определил ее как представителя семейства Pyralidae весьма редкой разновидности. Торбок же чувствовал себя лучше всех и весь день распевал свои гортанные песни, а на ужин неожиданно приволок большого зайца, успевшего нагулять зимний жир.

Я стал подумывать, что у нас действительно получается легкая познавательная прогулка, однако следующий день в корне поменял сие поспешное заключение.

Поутру, доев остатки зайца, мы продолжили подъем на Салтышык. Речка Терсь, и ранее неширокая, совсем превратилась в ручей, временами исчезавший среди сланцевых выходов, затянутых мхами и камнеломкой. Спустя час Торбок объявил, что надо уходить от реки, и махнул рукой в направлении широкого распадка между двух покатых склонов, укрытых разноцветьем осеннего леса.

Двигаться по камням, пусть и сглаженным ветрами и временем, стало не в пример труднее. Распадок, хоть и широкий, однако же уводил нас вверх. Скорость продвижения упала до полуверсты в час. Но Торбок пообещал провести нас, как он выразился, старой тропой. Она якобы шла по восточному, более ровному склону распадка, и проходила мимо некоего загадочного места Козыр-агаш. Невзирая на расспросы, хитрый телеут только щурил и без того узкие глаза и улыбался, заверяя, что белым телгерам [19]будет интересно.

Подъем по тропе продолжался несколько часов. Дважды мы останавливались и почти валились с ног от усталости. Пот заливал мне глаза и шею, рубаха прилипли к телу.

И это невзирая на, в общем-то, нежаркую погоду и путешествие под сенью сосновых крон.

Семену приходилось и вовсе туго, он тяжело дышал и пучил глаза. Воду свою он выпил давно, и я уже не раз давал ему глотнуть из своей баклаги. Торбок же напротив выглядел бодрым и свежим, умудрялся еще лазить на склон горы и каждый раз приносил то горсть брусники, то ветку кислицы. А однажды предложил пожевать листья какого-то растения, уверяя, что это прибавит нам сил.

Листья оказались на вкус терпкими и кислыми, однако вскоре мне действительно стало лучше, в голове прояснилось, и в ногах появилась непонятная легкость. Торопчину по всей видимости также полегчало, и далее он уже шел по тропе на ногах, а не на четвереньках, как перед этим.

— Что это за растение? — поинтересовался я.

— Китэрэкле саулык, — радостно ответил Торбок. Я непонимающе оглянулся на Семена. Он поморщился и неохотно перевел:

— Что-то вроде «приносящего здоровье»… Черт побери, Григорий! — рявкнул он вдруг на Торбока. — Сколько раз тебя просили говорить по-русски!

— Ты зря сердишься на него, — укорил я приятеля, — ему иной раз проще сказать на родном языке, чем коверкать наш.

— Он живет в России, так пусть изволит выучить и язык!

Меня неприятно поразили слова Семена — раньше за ним такого не водилось, чтобы злиться на чужой говор или поведение аборигенов. Но я счел причиной этого его состояния тяжелыми условиями похода, и вскоре забыл об оговорке. И напрасно!

Часа в четыре пополудни мы наконец достигли перевала, и я предложил сделать большой привал и пообедать. Вдвоем с Торбоком мы быстро набрали валежника и разожгли костер. Семен меж тем разложил прямо на мху нашу походную скатерку, а на ней — скромные остатки запасов.

— Нам не хватит еды еще на два дня, — сделал он вывод.

— Тогда уменьшим доли, — предложил я.

— А зачем мы кормим этого телеута? — заявил вдруг Семен. Я торопливо оглянулся: Торбока на полянке не оказалось.

— В чем дело, Семен? — строго спросил я. — Чем тебе досадил наш проводник?

— Да он специально нас по буеракам и камням ведет! Чтоб мы тут и окочурились!

— Да зачем ему это надо?! Ну, сам посуди. Его же наняли в экспедицию, денег дали, муки да ткани для семьи, пороху… Он благодарен нам аж до земли!

— А теперь ты подумай, — Торопчин зло прищурился и цедил слова сквозь зубы. — У нас карабины, пули, порох, деньги, справная амуниция. Чего стоит завести под какую-нибудь скалу или на осыпь. Свалимся, свернем себе шеи, и все наше барахло ему даром достанется! Закон тайги: что нашел — мое! И главное, врать ему не придется, мол, трагическая случайность — в горах и не такое бывает. А станут проверять — все и подтвердится.

Я был ошеломлен его умозаключениями. Подобное могло привидеться лишь больному головой человеку. А я-то считал Семена своим другом!