Огненный глаз Тенгри - Дмитрий Федотов Страница 13

— Да вы — Бэтмен, капитан! — сделав круглые глаза, заявил я.

— Карлсон, месье, всего лишь Карлсон, — осклабился Олег.

Квартира Урманова располагалась в старой панельной пятиэтажке эпохи застоя — обшарпанной, унылой и какой-то усохшей, что ли? Двери подъезда были распахнуты настежь, а вместо электронного замка в створке зияла приличная дыра. Внутри стены подъезда, давно не крашенные, имели своеобразный, даже привлекательный вид — они были сверху донизу расписаны граффити. Местами вовсе не бесталанно. А поскольку окна в подъезде давно были выбиты, ничто не мешало солнечному свету озарять этот стихийный вернисаж. Я даже залюбовался, но прагматик Ракитин не дал мне получить эстетическое удовольствие.

— Я бы этих «мазюликов» — на пятнадцать суток с принудительной трудотерапией…

— Это искусство, Олежек, чтоб ты знал!

— Вандализм. В лучшем случае!..

— Это от предков, капитан. Эстафета поколений: наскальные рисунки — фрески — панно — граффити.

— Питекантропы космического века!

— Purquois pas? [17]Кто-то ведь должен напоминать, как все было?

Мы остановились перед дверью квартиры 47, обитой потертым коричневым дерматином. Кнопка звонка свободно болталась на электропроводе. Ракитин аккуратно придержал ее и нажал. Очень тихо и одиноко за дверью пискнула короткая трель. И все. Никакого движения, ни малейшего шума внутри.

— Что будем делать? — задал я резонный вопрос.

— Входить. Признаться, такой ответ из уст представителя закона меня обескуражил.

— Ты же это не всерьез, Олежек? У тебя ведь нет ордера!

— Забыл выписать. Извини. — Он примерился и одним точным ударом ноги выбил хлипкий замок. — Запиши: при осмотре входной двери выявлены следы грубого взлома.

— Надеюсь, стрелять ты не будешь? — Я заглянул в квартиру через его плечо. — По-моему, никого нет дома…

— По-моему, тоже.

Мы прошли крохотную прихожую и очутились в единственной комнате, достаточно большой, но жутко захламленной.

— Что-то непохоже это на жилище ученого, — пробормотал я, озирая царивший кавардак.

— Это похоже на обыск, — спокойно сказал Ракитин, перешагивая через валявшийся у порога раскрытый чемодан. — Причем неумелый, — резюмировал он.

Я же уставился на чемодан. Он был совершенно новый, даже ярлычок на ручке сохранился. И он был совершенно пуст, если не считать одинокого носового платка, торчавшего из внутреннего кармашка на крышке.

— Как, по-твоему, Олежек, если человек собрался уезжать и купил по такому случаю чемодан, насколько вероятно то, что он уедет без обновы?

— Его могли попросить не брать чемодан. Очень попросить…

— Значит, ты считаешь, что на квартиру был совершен налет?

— Нет, твой Урманов просто искал любимую запонку! — Ракитин подошел к распахнутому секретеру и принялся быстро перебирать немногочисленные рассыпанные бумажки.

— Но это же очевидно! — воодушевился я. — Урманов каким-то образом узнал о готовящемся ограблении, может даже преступники обратились к нему с просьбой поспособствовать за мзду изъятию раритетов. Но как истинный ученый Антон Урманов отверг гнусное предложение и решил спасти ценные реликвии, унес их домой. Злодеи явились в музей, усыпили сторожа, отключили сигнализацию, пробрались в зал… А предметы-то тю-тю! Исчезли! Тогда они вспоминают об Урманове…

— Браво, Холмс! — хищно улыбнулся Олег. — Похоже, все так и было. Только Урманов ни от чего не отказывался! Он действительно сам совершил ограбление, принес реликвии домой, и вот здесь-то и случилась накладка. Ценностями заинтересовалась еще одна преступная группа. Они выследили Урманова и решили украсть похищенное. Выманив под каким-то предлогом Урманова из дома, они явились в квартиру и устроили быстрый и торопливый обыск, увенчавшийся успехом…

— Куда же тогда, по-вашему, делся сам Урманов, а, инспектор? — подначил я бравого сыщика.

— Либо скрывается — что вероятно, либо… его уже нет в живых.

— Ну, это вы хватили, инспектор Лестрейд!

— Отнюдь, мистер Холмс, отнюдь! Там, где пахнет большими деньгами, всегда ходит смерть. Уж поверьте моему опыту. Ракитин быстро прошел мимо меня на кухню. Я же снова посмотрел на чемодан.

— Нет, Олежек, Урманов очень куда-то торопился, — громко сказал я. — Он действительно хотел уехать, но потом что-то резко ускорило его планы или вовсе сломало их, и он кинулся в путь буквально опрометью.

— А вот иди сюда, — позвал Ракитин, — и посмотри, как твой борец за культурное наследие торопился!

В маленькой кухоньке в углу притулился складной столик. На нем стояла сковородка с засохшей недоеденной яичницей, вскрытый пакет кефира и две чашки с остатками кофейной гущи.

— Зуб даю, что здесь пировали не конкуренты, — сказал Олег.

— Почему бы и нет? — пожал я плечами без особой уверенности. — Притомились искать, решили…

Я недоговорил. В прихожей неожиданно громко зазвонил телефон. Мы переглянулись. Ракитин кивнул мне:

— Возьми трубку.

— Но мы же…

— Я сказал, бери! И отвечай спокойно, как хозяин.

Я снова пожал плечами и вышел в прихожую. Телефон продолжал надрываться. Тогда я снял трубку и сказал:

— Алло.

— Антон Васильевич? — поинтересовался низкий мужской голос с едва заметным акцентом.

— Да… То есть, нет, его нету дома. — Олег сделал мне страшное лицо, но было поздно. — А кто его спрашивает?

— Извините, я, кажется, ошибся номером. — В трубке запикали гудки.

— Ну и дубина же ты, Котов! — в сердцах выдохнул Ракитин. — Знаешь, что, занимайся дальше расследованием сам и не путайся у меня под ногами! — Он отвернулся от меня, достал мобильник и нажал вызов. — Борцов?.. Говорит Ракитин. Высылай дежурную группу. Записывай адрес…

Я понял, что больше мне здесь делать нечего, мысленно дал себе хорошего тумака и вышел из квартиры.

«Памятная тетрадь № 3. Писано Степаном Крашенинниковым, адъюнктом натуральной истории и ботаники Е.И.В. Академии наук. Ноябрь 1745 года Р.Х.»:

16 сентября 1734 года

…А поход наш через кряж Салтышык, поначалу казавшийся небольшой познавательной прогулкой, на деле получился тяжким испытанием и для наших тел, и для психического состояния души.

14-го числа мы втроем — ваш покорный слуга, студент Семен Торопчин и телеут Торбок — сошли на берег у длинной каменистой косы, отделявшей русло Томы от широкого и шустрого ручья, означенного на кроке господина Гмелина рекой Нижняя Терсь.

Иван Георгиевич сразу после заутрени отца Евстафия пригласил меня в свою каюту — кстати, единственную на струге, ибо на судах этих каюты предназначались исключительно для капитанов или, к примеру, для казачьих атаманов во время похода. Господин Гмелин милостиво предложил мне присесть, сам же расположился в венском кресле против окна и принялся набивать трубку из серебряной табатерки [18]. Я же за отсутствием других сидений, воспользовался бочонком у двери.