Игла цыганки - Наталия Ломовская Страница 14

Есть натуры, способные жить только мечтой, только недостижимым. В единственном горячем желании сосредотачивается для них весь мир, свет клином сходится в окошке, и на зыбком песке фантазии строится замок их судьбы. Но что случится с человеком, если его невыполнимая, бессонная мечта вдруг сбудется? Не заскучает ли он – пусть не сразу, через несколько минут или лет? Не покажется ли ему исполненное желание серым и мизерным, и не примется ли он вновь тосковать о чем-то небывалом?

Тамара Павловна растерялась. Быть может, в мечтах ей виделось, что сын вернется к ней таким же, каким ушел, – крепеньким розовым бутузом, похожим на гриб боровик? Но она не показала своего смятения, она радостно суетилась, сразу же затеяла пироги. Шибко стучала ножом по разделочной доске, кроша зеленый лук. Смеялась и ахала, слушая рассказ мужа. Он попал в маленький городок Лучегорск на самом краю света случайно – поклонился ему в окошко кипарис, подмигнуло лазурное море, улыбнулась мельком быстроглазая путевая обходчица, и Виктор Иванович выскочил на станции, едва не оставив чемодан.

У него была уже привычная, отработанная схема. Закосневшие в черствости сердца приютских директрис таяли при виде мужественного и печального красавца, искавшего потерянного сына. Особые приметы? Да. Тонкий шрам на руке, у запястья. За полгода до исчезновения сын, потянув на себя скатерть, разбил тонкий стеклянный кувшин и сильно порезался. Еще круглая родинка на лбу, по самой линии роста волос.

Эта директриса... Она приняла Виктора Орлова очень приветливо, но по первому впечатлению не понравилась ему. Царственная женщина, смотрит свысока, что немудрено при таком росте. В ее фигуре, в походке, в движениях чувствовалось нечто вызывающее. Как известно, в СССР секса не было, и само слово «сексуальность» было не в ходу. Слово, но не понятие. Заслуженный работник образования, дама бальзаковского возраста, она выглядела вызывающе сексуально, так что Виктор Иванович подумал сначала: «Однако!», а потом: «И как таким детей доверяют?» Впрочем, на второй взгляд директриса показалась очень милой особой, простой в обращении, но...

Но взгляд ее выпуклых, темных, как сливы, южных глаз смутил Орлова. Было в них что-то неприятное и странное, так что Виктору Ивановичу припомнилось то цирковое представление, ставшее для их семьи роковым. Вспомнилось, как он метался по цирку, разыскивая сына, и как натолкнулся на вольер льва за кулисами. Могущественное животное, заключенное в неволю, выставленное на посмешище неприхотливой публике, взглянуло на нежданного посетителя с тем же выражением. Хищный чужак, существо из другого мира, лев был безопасен. Но в глубине темной звериной души, очевидно, считал Виктора Орлова добычей. Пищей. Едой. Куском мяса. Это было неприятно.

Директриса только раз взглянула Орлову в глаза и больше не смотрела, так что знобкое впечатление скоро рассеялось. Она проводила Виктора Ивановича в столовую, откуда доносились довольно аппетитные запахи, нестройный гомон, цокот ложек. В просторном зале обедали дети, и на посетителя сразу воззрились десятки пар глаз – круглых и прищуренных, карих и голубых. Только одного взгляда он поймать не успел, мальчик сидел спиной к дверям, и едва обернувшись, негромко полуспросил:

– Папа?

Виктор Иванович привык к этому. Во множестве детских домов обращались к нему так дети, в бесплодной надежде найти семью. Привычно, жалостно сжалось сердце – но это был он! Сын сам узнал его, узнал отца, чей облик запал в детскую душу!

Его нашли на вокзале. Мальчик смог сказать только собственное имя, но ни имен родителей, ни их фамилии, ни названия города, где он жил, из ребенка вытянуть не удалось. Не помнил Витя, с кем приехал в маленький городок. Помнил какую-то тетю, он ее так и звал – тетя. И еще были люди, все очень веселые, разноцветные, галдящие. Его не обижали. Приехали, тетя дала Вите яблоко и велела побыть тут. Вот он и сидел на скамейке, яблоко уже кончилось, и стало страшно. Витя заплакал, тогда пришел милиционер и забрал его. Вот и все.

Орлову удалось очень быстро разрешить формальности, связанные с сыном. Неожиданно быстро, он-то готовился к мучительной волоките, потому и жене домой не звонил, чтобы та не переживала! Директриса Марья Тимофеевна ему во всем помогала. Она даже несколько раз побеседовала с маленьким Витей наедине – готовила ребенка к будущей жизни в семье, так пояснила. Мальчик вроде бы уже и был готов, но уезжал из детдома без энтузиазма. На прощание крепко-крепко обнял милую Марью Тимофеевну.

– До свидания, – сказал он ей.

– До свидания, Витюша. Может быть, мы еще увидимся...

Эти слова неприятно кольнули счастливого папашу. Прощаться надо, какое там еще свидание! Но Орлов смолчал. Смолчал еще и потому, что в нем самом зародилось пугающее своей необоснованностью ощущение – не домой они едут, а из дома. Словно за несколько дней прикипел Виктор Иванович сердцем к этому солнечному городку и к этому дому, где так долго рос его сын.

Дом был большой, белый, старой постройки. Здесь до революции жил какой-то богатый буржуй. Холл украшали старинные барельефы, изображавшие историю Геро и Леандра. Но Виктор Иванович ничего об этом не знал и смотрел на невинно-фривольные сюжеты с неодобрением. Он старался думать о другом, старался развлечься, но мысли его возвращались в одну и ту же колею.

«Мы еще вернемся сюда, – думал Орлов в полубреду, устав бороться с собой, приникая горячим лбом к холодному колену мраморной статуи. – Как бы ни сложилась жизнь. Быть может, права Тамара? Может, не так уж глупы ее мечты о маленьком домике на побережье теплого моря? Да, это судьба. Судьба, что Витенька оказался именно здесь, судьба нам сюда вернуться. Мы еще увидим это солнце, эти кипарисы! Тут нам место».

Но дома он ничего об этом не сказал.

Радостный семейный завтрак плавно перешел в обед. А потом праздник кончился и начались будни. Нужно было купить Вите одежду, оформить его в поликлинике, записать в школу. Нужно было жить, нужно было расширять семейный круг на одного человека, нужно было притираться друг к другу, привыкать заново, а это оказалось очень тяжело! Выяснилось, что Тамара Павловна совершенно не готова к возвращению сына. Она не знала, что с ним делать, о чем говорить, как себя вести. У нее никак не получалось найти простого, естественного тона в общении с мальчиком, и это все замечали, в том числе сам Витя и его отец. Теперь в ней проснулась пылкая любовь к дочери, в свободное время Тамара Павловна не отходила от Лили, надышаться на нее не могла! Так и распределились роли: Лиля – мамина дочка, Витя – папин сын. Мужчины-то быстро поняли друг друга, гоняли вместе мяч во дворе, ходили на футбол и хоккей, у них завелись общие секреты. Даже на родительские собрания к Вите в школу всегда ходил отец. Как он гордился успехами сына! Очевидно, в детском доме было неплохо поставлено образование – Витя учился лучше всех в классе, педагоги отмечали оригинальность его мышления.

Но он оказался очень болезненным мальчиком. В поликлинике говорили: это из-за смены климатического пояса, потерпите, ребенок акклиматизируется! С него сошел горячий южный загар, он стал совсем бледным, с легкими тенями под глазами, с неприятно-синюшным оттенком губ. Прошло два года, три, а Витя все не акклиматизировался, малейший сквозняк грозил ему насморком, чуть промочил ноги – и готово, ОРЗ! Любая зараза липла к нему, и Лилька, конечно, тоже цепляла от брата микробов, поэтому из детской мальчика пришлось перевести в кабинет к отцу.