Интернат, или сундук мертвеца - Нина Васина Страница 13

«Проиграл», — подумал Федя, пугаясь этих глаз.

Ева встала на мостик совсем рядом с ним, он рассмотрел внизу у своих ног длинную шею и вздувшиеся на ней от напряжения вены. Он уже хотел протянуть руку и потрогать эту шею, когда Ева напрягла живот и плавно подняла ноги, оттолкнувшись ими почти незаметно от пола. Она постояла секунду на руках, потом загнула ноги, опустила их и оказалась сидящей у Феди на коленях, спиной к нему. Федя от неожиданности обхватил ее быстро и сильно, боясь уронить, у него закружилась голова от этой акробатики.

«Выиграл!» — подумал Хамид, потирая руки и сопя от возбуждения.

Потом Ева оказалась где-то внизу, в ногах Феди, она повернулась к нему лицом, Федя только протягивал руки, старался остановить ее и поймать глазами глаза, как она уже уворачивалась, поглаживая его плечи и живот.

Федя словно очнулся, почувствовав тишину. Не играла музыка, девушки замерли, уползла за диван китаянка.

Ева стояла очень прямо и держала кинжал Феди, прижимая его плоско к животу двумя ладонями.

Хамид хлопнул в ладоши, и охранники подбежали, красиво придерживая сабли. Они смотрели с интересом, телохранитель Феди не понимал, почему у них на лицах странное ожидание зрелища, а не тревога, он пошел ближе к Феде, но был остановлен вытянутой в сторону рукой идиота в шароварах.

Ева смотрела теперь в глаза Феди и слегка улыбалась блестящим ртом. Федя махнул рукой, останавливая своего телохранителя, выступившего вперед. Не отводя от нее взгляда, Хамид неуверенно дал знак охранникам не подходить. Ничего опасного не было, танцовщица стояла слишком далеко от Феди, чтобы наброситься и поранить его.

Он нашел взглядом Лизу, увидел злорадство на ее лице и понял, что они думают об одном. Только Хамиду было жалко терять такую способную и красивую девочку, которая сейчас покончит с собой, а Федя, похоже, ничего не имел против.

Ева призывно зазвенела колокольчиками, притопывая. Заиграли протяжные струны, Федя завороженно увидел, как Ева ласкает себя рукояткой, а потом проводит красную царапину от шеи к груди, сверху вниз, и как бежит, едва поспевая за тонким лезвием, темно-красная медленная капля.

Зашептались девушки, неслышно подошла Лиза и встала возле Хамида.

Ева закрутилась волчком, раздувая колоколом платье, и Федя вдруг заметил, что на полу валяется несколько апельсинов, между которыми она танцует. Это было последнее, что он увидел. Обожгло горячим шею, синее покрывало Евы окутало его голову и унесло зрение и слух, отказали ноги и не дали убежать, стали тяжелыми и ненужными руки.

Все, кто смотрел на танец, заметили резкое движение Евы, но продолжали загипнотизированно следить за яркой оранжевой куклой, и, только когда Федя захрипел, откидываясь, увидели красивую рукоятку кинжала, которая торчала из его шеи сбоку.

— Божечка моя, — прошептала одна из девушек, обхватив щеки ладонями. — Ой же, божечка моя. — Потом вздохнула глубоко и пронзительно завизжала.

Телохранитель, словно не веря, смотрел во все глаза на Еву. Он, как и все, не отводил от нее глаз во время танца, но не заметил, как она метнула нож.

Ева, тяжело дыша, осматривалась, словно не понимая, где она. Хамид подошел к Феде.

— Ты проиграл, — сказал он Феде без выражения и повернулся к Еве:

— Ты убила моего самого близкого друга.

Потом он приказал Еву увести и запрятать до его решения, визжащей девчонке надавать пощечин, Лизе принести немедленно пленку из видеокамеры, которая записывала все это, и просмотреть вместе с ним, а после просмотра вызвать полицию.

Хамид остановил запись только в одном месте и смотрел на застывшую картинку почти минуту. Ева на этой картинке только что вышла из мостика и стояла на руках. Платье упало, закрыв ее голову оранжевым колоколом, из которого странным цветком вырастало длинное красивое тело с узкой черной оберткой трусов, выпрямившиеся в струнку ноги профессионально держали вытянутый подъем. Когда Хамид отпускал паузу, Ева запрокидывала ноги назад и тяжело садилась на колени Феди, расставив их немного перед самой посадкой. Удивленное лицо Феди, его растопыренные руки, вытаращенные глаза. И так несколько раз.

Наталья шла по ступенькам, разглядывая море в предвечерней дымке — легкие перышки парусников парили над серо-зеленой водой, — когда боль потянула слева в груди длинным и острым лезвием, пугая смертью. Наталья оступилась, но боль прошла неожиданно и бесследно. Наталья осторожно вдохнула мокрый запах моря и слабо улыбнулась. Она почему-то вспомнила Федю, первый раз без злости и отчаяния с того самого дня, когда ушла из дома.

Врач в интернате был щупленький, суетливый и вдовый. Его дочка часто приходила к отцу в изолятор. Если кому из интернатовских везло и он в этот день попадал в изолятор, то разговоры о дочке врача потом продолжались несколько ночей и с самыми невероятными, тут же сочиняющимися подробностями.

Из персонала никто тифом не заболел, но почти месяц дочка не приходила к отцу, ее вообще отправили из города к тетке.

Когда Хамид увидел перебегающую двор девушку с длинной желтой косой — она задорно размахивала портфелем, — он остолбенел и стоял в оцепенении у окна еще долго после того, как она скрылась в хозяйственном корпусе.

Он запомнил этот странный день навсегда. Хамид постепенно утратил где-то на грани реальности и воображения точную дату, время года и даже постепенно унич-тожил в себе болезненно врезавшийся в него рисунок замкнутого двора. Он только знал точно, что было светло, девочка бежала, размахивая портфелем, а ее коса жила как бы сама по себе — двигалась по спине медленно и лениво.

Вечером в этот день Болт и Севрюга решили точно выяснить, что прячет Макс на груди, отчаявшись выпытать что-либо и опасаясь подходить близко к дебилу.

В ночной темноте долговязая фигура Болта с небольшим пузырьком в руке показалась Феде страшной, он резко приподнялся, но Хамид взял его за руку.

— Тихо! Не дергайся, Болт посмотрит, что у Макса за пазухой.

— Скотина! — возмутился Федя.

— Я лично ничего против не имею, человек не может так вонять, я не сплю от этой вони уже два дня. Севрюга говорит, что Макс — оборотень, а я думаю, что у него рана гноится. Болт ищет деньги, как всегда.

Макс спал крепко, выставив из искореженной спинки кровати ступни.

Феде стало интересно, свет от фонарей делал лица поднявшихся интернатовцев застывшими, бледно-желтыми. Они обступили кровать Макса и несколько минут стояли замерев, вслушиваясь в его тяжелое дыхание.

Болт смочил большую тряпку хлороформом из пузырька и осторожно положил Максу на лицо.

Макс взмахнул руками, потом стал ощупывать тряпку, но как-то вяло, перепуганный Болт налил из пузырька сверху, приторный запах смешался со страшным запахом смерти, исходившим от Макса.