Интернат, или сундук мертвеца - Нина Васина Страница 12

Женщина извинилась по-французски, и хозяин ресторана обрадовался.

Он сел к ним за столик, узнал, что женщина русская, а курицу не ест, потому что эта курица плохо приготовлена.

Хозяин ресторана опешил, он гордился своим умением готовить.

Женщина сказала, что в принципе, конечно, курица съедобна, но она совсем не пахнет, как должна пахнуть курица. При этом женщина понюхала курицу и подвинула тарелку хозяину.

Хозяин ресторана понюхал курицу.

Он думал ровно одну минуту. Сначала перед его глазами появилось лицо его мясника, большого рыжего человека, очень разговорчивого, как и все итальянцы. Неужели мясник его обманывает и продает замороженных кур?

Женщина сказала, что есть такое русское блюдо, очень дешевое, которое нравится всем. Это блюдо называется «блины». Она очень давно не ела блинов. Она скучает по блинам, поэтому, может быть, ей не пахнет эта курица.

Хозяин ресторана тут же предложил «изжарить» для нее блины.

Женщина прошла с ним в чистую и хорошо обустроенную кухню. Она вымыла руки и обрадовалась скисшему молоку, по поводу которого хозяин собирался ругаться утром с молочником.

В штате его ресторанчика работали пять человек. Готовил сам хозяин. Приходящая женщина убирала кухню, маленький зал для плохой погоды и дворик с фонтаном, чистила овощи и загружала посудомоечную машину. Два официанта обслуживали клиентов. Племянница хозяина помогала готовить и занималась поставками продуктов, потому что отлично говорила по-итальянски.

Женщина, которая сначала пила красное вино, а потом пришла в кухню приготовить себе блины, заняла сразу все пространство. Она взбивала венчиком яйца, добавляла туда кислое молоко и пела, а хозяин рассматривал уложенную на ее голове огромную косу необыкновенного цвета.

Женщина с косой показала ему на свет первый блин. Сквозь блин, как сквозь кружево молодых виноградных листьев, просвечивало солнце.

Хозяин достал вишневую наливку и рассказал про самый красивый в мире маленький приморский городок во Франции. Он спросил у женщины, которая умела печь такие блины, не искусственная ли у нее накладка на голове. А когда женщина вытащила шпильки и уронила на стул косу, предложил ей приходить к нему печь блины. Женщина смотрела серьезно, но они оба понимали, что это почти шутка.

Увидев ранним утром женщину с косой у себя во дворике за столом, хозяин ресторана глубоко вздохнул и мгновенно представил себе измененное меню, потом женщину, которую надо поставить печь эти самые блины на самом видном месте, потому что она переворачивает блин, подкидывая его на сковородке, а это надо видеть! Он заспешил к ней, быстро обдумывая, как бы потактичней попросить ее при этом не закалывать свою косу.

Федя оделся в дорогу и поэтому на прощальном ужине сидел не на ковре в подушках, а на стуле. Хамид лежал на низком диване, возле него на полу сидела китаянка и играла на дудочке. Федя морщился и вздыхал, до вылета его самолета оставалось три часа. Полчаса Федя выделил на посещение адвоката. Он собирался приказать ему явиться в Москву на этой неделе и подробно рассказать про исчезнувшего Слоника. И переписать чек.

Федя сам себе не хотел признаться, что поспешил одеться, потому что не хотел видеть обещанный танец. Он вообще не хотел больше видеть Еву, его грубая победа должна была остаться последней, что он должен был помнить об этой женщине. Но Хамид подмигнул и с насмешкой напомнил про пари.

Федя оделся в легкий серый костюм и шелковую рубашку темно-синего цвета. Он не любил галстуки, у рубашки был русский ворот. Федя похлопал себя по внутреннему карману пиджака и нащупал корочки документов. Он не носил портмоне, но на поясе висела маленькая кожаная сумка с деньгами, кредитными карточками и разрешениями на перевозку украшений и дорогих предметов. Сумка наполовину прикрывалась круглым и мягким животом. Сбоку от этой сумки на ее же поясе крепился любимый Федин старинный кинжал в инкрустированных ножнах. Кинжал не был виден из-под пиджака.

Китаянка перестала играть. Кто-то тронул струны незнакомого инструмента, похожего на мандолину. Вбежали, мелко семеня ногами, две девушки, быстро расступились перед Федей, и оказалось, что сзади них была Ева.

Она стояла замерев, пока девушки не сдернули с нее покрывало. Потом она стала переступать босыми ногами, звеня в такт струнам браслетами с колокольчиками на щиколотках.

Федя увидел эти крошечные колокольчики, а потом сразу посмотрел на ее лицо. Глаза Евы были закрыты. Лицо было странно разукрашено, веки подведены синим почти до висков, на крыльях носа прикреплены цепочки с золотыми болтающимися шариками, а пунцовые губы сверху помады были покрыты еще и блестками. На лбу висел сверкающей каплей бриллиант, волосы стянуты и напомажены, гладкая черная голова украшена только бусами мелкого жемчуга, из которых и свешивался прозрачный камень. Лицо Евы было неподвижно, да и вся она напоминала дорогую куклу, у которой завели механизм, но глаза не открылись, хотя она и начала танцевать.

Федя уже не мог отвести взгляда от ее лица, поэтому совершенно не заметил, во что она была одета ниже.

Хамид же с изумлением рассматривал простое европейское открытое платье на тонких бретельках, красно-оранжевое, очень короткое, необъяснимо возбуждающее именно с этими браслетами на босых ногах.

Он сел и потер руки, он понял, что эта женщина — находка, если она смогла так сама одеться.

Телохранитель Феди насторожился. Он хорошо видел натренированные ноги женщины в оранжевом, ступни были жилистыми и выдавали любительницу пробежать утром полчасика темповый кросс. Еще ему не понравилась одна мышца на предплечье, и потому, что он вообще ее заметил, телохранителю сразу надо было дать высший балл: это была мышца на правой руке, она шла по внутренней стороне от кисти к локтю и вырабатывалась от привычки держать на весу тяжелый для женщины предмет.

Отстрельщик посмотрел на Федю, на его гостеприимного друга. Телохранители Хамида стояли в дверях, скрестив руки. По бокам у них, утопая в атласных шароварах, висели кривые сабли. А у охранника Феди огнестрельное оружие в доме отбирали, и он сказал сам себе, глядя на эти яркие шаровары и запутавшиеся в них ножны с саблями, что в более идиотскую ситуацию еще не попадал, что сам он сейчас тоже идиот идиотом и идиота охраняет.

Ева двигалась, позванивая колокольчиками и подчеркивая механическую угловатость движений, все еще не открывая глаз. Федя смотрел завороженно: когда нога Евы поднималась высоко, мелькали черные кружевные трусики. Она подошла совсем близко к стулу, на котором сидел Федя, топнув посильней ногой и остановив этим звуком мелодию. Ева открыла глаза и уставилась на Федю.

Федя задержал дыхание. Он видел ее глаза, но поймать их взглядом не мог. Ева словно смотрела сквозь него, Федя даже подумал, что она в гипнотическом трансе — так странно неподвижно было ее лицо и не мигали заблудившиеся глаза.

Ева опять стала танцевать, стоя на месте, она отбивала дробь пятками, движения рук стали более плавными, потом подошла поближе, но так и не оживила застывших глаз.