Последний загул - Марина Серова Страница 12

— А чего Раиска на всю улицу голосила? — поинтересовалась она, снимая проволочное кольцо с потертого калиточного тычка.

— Любопытствовала, зачем мне к вам понадобилось, — ответила я, проходя за ней через двор к крыльцу в три ступеньки. Матвей то кидался под ноги, то смирно трусил рядом, поглядывая на меня вполне дружелюбно.

Несмотря на нелюбезный прием, Любовь Андреевна оказалась женщиной приветливой и общительной. В течение первых пяти минут я узнала от нее, какая стерва ее соседка Рая и что в свои пятьдесят восемь Любовь Андреевна вдова, увы, уже во второй раз. А к концу десятой минуты мы настолько прониклись симпатией друг к другу, что перешли на «ты».

— Год с небольшим прожил здесь молодой хозяин, — рассказывала Андреевна. — Тихо жил, грех жаловаться. Не пил, не гулял, нет, не замечалось за ним такого. Мы его даже женить хотели. Сначала в шутку, а потом и всерьез попробовали, как увидели, что живет совсем в одиночку. Куда там! От девок наших он как от чумных шарахался. Раз, а то и два в месяц съездит в город на сутки, я так думаю, встряхнется по этому делу, молодой ведь мужик все-таки, и — опять сюда. «Я, — говорил, — теть Люба, вечный двигатель торговли в здешней тишине изобретаю, и одиночество для этого — лучше всего».

Еды из города привозил всякой много, так что и мне перепадало. Обязательно чем-нибудь да оделит. А иной раз так, что и до дому еле допрешь. Я уж старалась огородами сумки-то носить, чтобы не видели, а то у Раиски каждый раз глаза от зависти на лоб вылезали. Говорила я ему, Валера, сынок, денег ведь все это стоит, он смеялся только.

А вообще разговаривали мы с ним мало. Чаще всего запирался он у себя на втором этаже и сидел до моего ухода. «Я, — говорил, — сам потом здесь, у себя, вымою, не трудитесь». А бывало и от порога меня спроваживал — чисто, мол, ничего не надо, и в дом не пускал. А мне что? Мне даже лучше.

Так что праздник недавний у него единственный был. После него Валерка и помер.

— Андреевна, а гостей его рассмотреть тебе не удалось? — задала я деловой вопрос.

— Что ты, милая! Я о гулянке только наутро от Райки узнала. Не скажи она, и не пошла бы туда. Убираться-то мне через два дня надо было. И не приди я тогда, пролежал бы он, бедный, эти два дня в ванне, утопленником.

— Почему утопленником? — спросила я быстро.

— А я откуда знаю! Так уж он лежал, что теперь поделаешь? Я когда дверь в ванную открыла да коленки его мокрые, из воды торчащие, увидала, сразу почуяла неладное. Слишком тихо все было, что ли? Уснул, подумала, будить надо, а то, неровен час, захлебнется. Сколько, Тань, мужиков по пьянке утопло! Ты знаешь, заробела даже. И Матвеюшка внизу, в прихожей, лай и вой поднял. Никогда с ним такого не бывало, чтобы в доме тишину нарушил. А тут, видно, беду учуял.

Андреевна замолчала, прикусив губу, вернулась к воспоминаниям.

— Милиция тебя допрашивала? — спросила я осторожно.

— Ой, душу всю вынули! Мне с сердцем плохо стало, а тут они как с ножом к горлу. Что, да как, да почему. Ведь сами все видели. Никто его из воды не вынимал до их приезда. Так и лежал, и смотрел открытыми глазами. Бе-едненький!

Любовь Андреевна уронила слезу, вытерла ладонью глаза и махнула рукой, как отогнала комара от носа.

«Из воды, открытыми глазами?..»

Я представила себе эту жутковатую картину, но поразмышлять над ней Андреевна мне не дала, рассказала нечто настолько интересное, что забыла я обо всем остальном.

— А я ведь, Татьян, этим, из милиции, не все сказала. Опасалась, что таскать будут, а мне беспокойство — как нож острый. Тем более что Валерке-то уж ничем не помочь.

Она округлила глаза и проговорила, понизив голос:

— Видела я кое-кого из Валеркиной компании. Утром, когда он наверняка уже мертвым лежал.

Она отшатнулась от меня и полюбовалась произведенным впечатлением. Было чем полюбоваться!

— Андреевна, я очень внимательно тебя слушаю, — поощрила я ее осторожно, чтобы не спугнуть удачу, и глаза опустила, стараясь скрыть овладевшее мною волнение.

— Как Раиса мне о гулянке-то сказала, я пошла туда сразу, не мешкая, чтобы пораньше с уборкой закончить. Дела у меня в тот день были и кроме этого. Да. И вот выхожу я из овражка, а тут и до дачи уже недалеко, и вижу — возле ворот машина стоит. Не наша машина, не русская. Ну, думаю, ночи вам, сволочам, мало было, и иду себе. Помню, помечтала даже, чтобы погнали меня сейчас оттуда. На базар я в тот день собиралась, в город. И белье с вечера замочила, а тут еще эта напасть! Да. Так вот, только я их про себя обругала, вижу — из калитки бабенка молодая выскакивает. Без юбки, в одних колготках и куртке. В ее куртку, Тань, двоих таких, как я, завернуть можно и еще место останется. Да. Только она появилась, дверь у машины-то и открылась. Знать, ждали ее там, а вот кто — не разглядеть было. Юркнула она внутрь, они и уехали. А я к дому пошла. А там — Валерка в ванне. И вода спокойная такая, прозрачная. У меня, Тань, ноги подкосились и с сердцем плохо стало.

Андреевна подробно рассказала, как она выбралась из дома, как, не помня себя, добрела до деревни и позвала народ. А как дошла в рассказе до приезда милиции, я перебила ее.

— Андреевна, — проскулила жалостно, — сделай одолжение, проведи меня прямо сейчас той дорогой, что тогда шла.

— Зачем тебе? — удивилась она.

— Мне надо выяснить, управилась ли та бабенка со своими делами к твоему приходу или спугнуло ее твое появление. Понимаешь, тогда имеет смысл побывать на даче еще раз и попробовать понять, чем она там занималась, рядом с телом Валерия.

Ничего не поняла Андреевна, но поверила в важность просьбы и согласилась.

— Пойдем. Только чаю сначала напьемся, а то нехорошо как-то получается. Не солидно.

Я едва не прокляла ее деревенское гостеприимство и набила рот размокшей в чае баранкой так, что едва не поперхнулась. Андреевна посмотрела на меня с жалостью и пониманием, но не сдалась и, чаевничая со степенностью, подробно объяснила еще одну причину своего умолчания перед правоохранительными органами о бабенке в крупноразмерной куртке:

— Они же, расскажи я им, все как было, может статься, и нашли бы ее, а потом мне на нее и доказывать пришлось бы. И тут уж мне живой не быть. Ты подумай, мужика молодого уходить сумели, а с пожилой бабой-то справились бы. А я, Тань, жить еще хочу. — Так закончила она цепь своих рассуждений по теме, и мне ее страх был вполне понятен.

Она прекрасно видела мое нетерпение и наконец сжалилась.

— Идем, дочка, чего уж! — разрешила она подняться и встала сама. — Ох, несет нас нелегкая, а зачем — неведомо.

Ведомо, Андреевна, не говори напрасно!

Матвей увязался было за нами, но хозяйка сердито шуганула его, и он, обиженно озираясь, вернулся назад.

Выйдя за деревню, мы прошли по краю проселка до поворота и отсюда, по тропке, срезая угол, направились через пустошь и овражек к даче Рогова.