Хранитель понятий - Александр Логачев Страница 12

Мы приехали ко мне. По дороге слушали «Джипси Кингс». Сергей – я называла его имя? – в дороге молчал, выглядел чем-то озабоченным.

Сначала мы пили кофе, за которым ко мне в квартиру так много мужчин поднималось из своих машин. Потом он сказал «Давай спать» и я пошла в ванную.

На всякий случай не помешало бы завести собачку в доме. Конечно, не такую страшненькую, как питбуль, но чтобы защитила. Мужчины они всякие попадаются. Если совсем туго придется – в ящичке, где трусики, лежит пистолет. Маленький, но настоящий. Кажется, браунинг. Однако пока проносило. Хотя один раз мне все-таки съездили по лицу. Кавказец, довольно пожилой. У него не встал, а виноватой вышла я. С тех пор с черными ни-ни.

Наша ночь закончилась быстро. Сергей взял меня всего раз. И как-то уныло и вяло взял, словно выполнил супружескую обязанность. Еще в машине мне показалось, на него навалилась эта противная усталость. Обидно, конечно. Но если утром он оставит мне на комоде несколько зеленых бумажек или отвезет меня в магазин и купит что-нибудь, что мне понравится, я прощу ему ночь.

Потом мы уснули. Он сразу, что называется, отрубился. Я повздыхыла, поворочалась и тоже отключилась.

А утро изменило мою жизнь.

Будильник показывал восемь тридцать. Я в такую рань обычно не встаю. Видимо, Сергей пошевелился, задел меня, я проснулась, потянулась, и тут же пробудился он. Притянул к себе. И вот тогда уже оттрахал на славу.

Конечно, заниматься любовью спозаранку, едва продравши глаза, не самое лучший вариант для женщины. Но все-таки приятно, когда тебя желают так буйно. Однако, подруги, страсть страстью, а про «резинку» не забывайте. Мужики, они безрассудные, особенно если выпивши. Никогда нельзя верить их «да я здоровый, проверялся», всяким «да не люблю я через галошу, чувствовать тебя хочу». Нахлебаетесь, если поверите.

Потом я стала гладить его тело. Сколько же на нем рубцов и шрамов. Как у солдата. Бедненький.

– А этот откуда? А этот от чего? – спрашивала я его.

Он отшучивался. «На Колчаковских фронтах я раненый», «бандитская пуля», «татарская стрела».

– Ой, а это что значит? – уткнулся любопытный женский носик в плечо, где синяя молния пронзала лиловую тюремную решетку.

– Ответ знает только ветер, – щекотнул губами правый кофейный сосок Шрам.

И вдруг я вспомнила!

«Если увидишь у кого, – сказал Гера по прозвищу Панцирь (смешная кличка, говорят, он ее получил в боксерскую юность за устойчивость к ударам по голове) и показал раскрытый блокнот, – звони. За наводку на чувака обещано двадцать тонн зеленых».

Я взяла с прикроватной тумбочки зеркало. Мне надо было отвернуться от Сергея, чтобы не заметил волнения.

Боже, какая я страшная! Растрепанная, припухшая, бледная, как спирохета, синяки под глазами. Как такую можно захотеть? Брось любоваться, надо срочно все обдумать, Анжела, приказала я себе. Хотя на самом деле меня зовут Клава, ну да то родительская ошибка. Думай, думай, Анжела!

Кто он мне, человек на кровати? Никто. Уйдет и поминай как звали. Любовь с ним не закрутится. Да зачем мне крутить любовь с парнем, за которым гоняются. Еще положат рядком одной очередью. А если его ищет Панцирь, значит, его ищут очень серьезные мальчики, которые меня спросят потом, почему я сразу не позвонила. Не разглядела рисуночек на руке? Не поверят.

Двадцать тысяч баксов за раз – обалденные деньги. И сразу уеду месяца на два в Испанию. Или во Францию. Париж я тогда из-за Сержа так толком и не расчухала. Куплю машинку, выучусь водить. И еще останется.

– Я в ванную, милый, – пролепетала я и соскочила с кровати. Он ничего не произнес, лежал, заложив руки за голову и закрыв глаза.

Забежала на кухню, захватила комнатный радиотелефон и прошмыгнула в ванную. Включила душ, вывинтив до отказа краны горячей и холодной воды. А черт! Записная книжка. Сумочка в коридоре. Я, голенькая, тихонько выскользнула из ванной, схватила сумочку и вернулась. Закрылась на защелку.

Сердце колотилось, как перед первым трахачем в жизни. От волнения я возбудилась. Я бы сейчас не отказалась, чтобы меня трахнули под душевыми струями или на стиральной машине. Но я не стала открывать дверь и звать Сергея, я листала записную книжку, не сразу вспомнив на "Г" или на "П" у меня записан Гера-Панцирь.

Нашла. Номер Гериной «трубы». Или не связываться? Я зажмурилась и увидела двадцать тысяч. Они привиделись мне в открытом кейсе, аккуратно уложенные зелеными пачечками, перетянутые резинками. Вытаскиваешь из кейса пачку – и сразу столько всего можешь...

Я начала втыкать кнопки. Скажу, чтобы ждали внизу. У машины. Не в квартире. Нет, только не в квартире. Я ни при чем. Они могли же вычислить Сергея по машине?

Раздался первый гудок. Я заволновалась – а вдруг вместо Геры замымрит противный женский голос: «Абонент находится вне зоны действия сигнала или его аппарат отключен».

– Да.

Гера, я сразу узнала. Еще не поздно нажать «отбой». Но набралась-таки духу:

– Гера, это Анжела...

Защелку выдрало с корнем. Дверь отлетела в коридор, но на петлях как-то удержалась. Он уже был в брюках, но босой и с голым торсом. Подошел – я сидела на краю ванны как мышь, а на коленях хрипел Гера: «Алле, кто это? Какая Анжела?» – взял у меня телефон.

– Ну, это же так просто, дорогая. Если бабы убегают в ванную, Анжелка, то сразу. А если уж начинают гладить, да ворковать, то ждут продолжения банкета.

Да, я промахнулась. Ведь, действительно, его болванчик начал оживать, приподнимать голову, а я, дура, схватилась за зеркало.

– Сергей... – я хотела ему что-то наврать, кажется, про ревнивого ухажера...

Он не дал:

– Молчи, Анжелка, молчи, лярва. Ну, никакого спокоя, все норовят продать.

Он запустил мне в волосы тяжелую пятерню, провел по голове.

– Не знаю, оставить тебя в живых или наказать?

Его пальцы обхватили мой подбородок, больно сжали. Усмехаясь, он входил своими глазами в мои глаза. Трахал взглядом. Я вдруг поняла, что вчера он пробрал меня именно глазами – серые клещи, цапающие тебя за сердцевину.

Сейчас по глазам же поняла – не оставит в живых, он не умеет прощать. Выть и заклинать бесполезно. А он вдруг нажал на мобиле повтор номера и через три сердечных еканья хрипнул:

– Салют, Панцырь. Почему не растолковал своей шмаре, что сезон охоты на Шрама закрыт. Кто говорит? ШРАМ ГОВОРИТ! Тебя что, не учили золотому правилу: «Уходя, гасите свет»?

Мужчины, мужчины... Так и должно было закончиться. В мужские игры нельзя забираться слишком глубоко. Эх, надо было выходить замуж за того белобрысого и конопатого студента, что ползал на коленях по моей комнате в общаге, плакал и умолял. Сейчас он кем-то при губернаторе. Но кто ж знал...

* * *