Ухожу в монастырь! - Анна Ольховская Страница 10

– Да помоги же мне! – Я безуспешно пыталась справиться сразу с двумя дезертировавшими в обморок женщинами, но смогла лишь уложить их поудобнее, поднять сил уже не хватало. – Слава! Что ты застыл истуканом!

Ежик, испуганно убежавший прятаться к сестре, выглянул из-за ее плеча и прошептал:

– Мамичка, а они что, умерли, да?

– Не говори глупостей! – прикрикнула на него Ника. – Все будет хорошо, Вика и тетя Саша просто очень болели все это время.

– Простудились, да?

– Нет, у них душа болела.

– А…

– Еж, отстань! Слава, ну хватит таращиться на меня, как на привидение. – Ника смешно сморщила носик и кивнула в нашу сторону: – Ты бы действительно помог маме устроить твоих поудобнее.

– Ника! – сипло проклекотал парень, откашлялся и продолжил: – Я очень надеюсь, что ты не пошутила. Ты, конечно, еще маленькая девочка, а детей обижать нельзя, но я не посмотрю…

– Слава, – абсолютно точно скопировав его интонации, Ника бесцеремонно прервала возмущенную речь, – ты, конечно, уже большой мальчик, но ума так и не нажил. Кто же шутит такими вещами?

– Но ребенок Вики погиб, мы сами это видели, вот этими вот глазами! – заорал Славка. – Этот урод Фридрих забрал малыша вместе с собой в пропасть!

– Мой маленький, – еле слышно прошелестела с пола Вика, – мой сынок, мой Помпошечка! Ему еще и месяца не исполнилось, капельке моей! Нам ведь почти удалось сбежать, но эта скотина… Эта тварь… Он догнал нас. И убил моего сына. Да, я назвала его Михаэлем, но это легко было прочитать в моих мыслях, да, Ника? И ты решила, что меня можно утешить обманом? Зачем ты так, малышка?

– Во-первых, я не читаю мысли так, как вы предполагаете, – устало улыбнулась Ника. – Я могу ощущать эмоции, чувства, могу увидеть какую-то определенную картинку из чужих воспоминаний, как будто кусочек фильма. А во-вторых, сначала вам с тетей Сашей надо прийти в себя, а потом мы поговорим.

– Я уже в порядке. – Упс, я и не заметила, что Сашенция тоже открыла глаза. – И согласна с дочерью: зачем ты так с нами, Ника? Ты же была доброй девочкой! Если ты можешь ощущать чужие чувства и эмоции, ты должна была понять, через ЧТО пришлось пройти Вике. И нам со Славой, когда мы целый год считали ее погибшей…

– Тетя Саша, я…

– Так, стоп! – Я поднялась с пола, обогнула озадаченного пса, окончательно запутавшегося в происходящем, и села рядом с едва сдерживавшей слезы дочкой на диван. Обняла ее за худенькие плечики и прошептала на ухо: «Никуська, ты не расстраивайся так, ты пойми их. Они ведь не видели тебя четыре года и не знают, что ты можешь. Я сейчас все объясню, а ты пока успокойся».

– Хорошо, мамс, – слабо улыбнулась Ника.

– А вы, дамы, – обратилась я к все еще сидевшим на полу Саше и Вике, – выкорчевывайте себя с ковролина и давайте-ка поговорим. Вон, можно в кресла сесть, можно за стол. Кофе будем пить или так, всухую пообщаемся? А может, сразу к нам рванем? Там Катерина мегабанкет готовит, и все участники заговора ждут результата.

– Какого еще заговора? – проворчал Славка, странно поглядывая на Нику.

– А вы что думали, легко было устроить массовый вылет Демидовых из немецкого гнезда?

– Так что, получается, заморочки с бизнесом – ваших рук дело? – нахмурилась Саша, устраиваясь в мягком кожаном кресле. – Вы решили напакостить, чтобы заманить нас в Москву?

– Все-таки ты, Сашенция, редкостная дурында, – грустно констатировала я. – Нет, уточню – свинская дурында. Всерьез предположить, что мы можем напакостить!

– Но ведь действительно проблема…

– Проблема у вас одна – плохой подбор персонала. Вернее, руководства персоналом. Трусость и некомпетентность вашего фон Страуса плюс бизнес-опыт небезызвестного вам господина Салима создали видимость глобальной зад… гм, глобальной проблемы, для решения которой понадобился прилет всего правящего триумвирата.

– А я давно говорил – гнать надо этого Клауса, – проворчал Слава. – Но зачем было огород городить?

– Какой огород? – Ежик у нас парень любознательный, да.

– Никакого огорода, Слава просто хочет показать, что он пока еще помнит русский язык, – съехидничала Ника. – Но в пределах базовой школы.

– Яблочко от яблоньки… – фыркнул парень, покосившись на меня.

– Само собой, – кивнула я. – Что же касается огорода – сами виноваты. Нечего было мне изоляцию устраивать! Разговаривать не хотите? Трубку не берете? Звонки игнорируете? И решили, что смогли таким образом от меня дистанцироваться? Забыли вы меня за эти годы, я смотрю.

– Тебя забудешь, – буркнула Саша и погладила по плечу присевшую на ручку кресла дочь. – Ты как, родная?

– Все нормально. – Девушка попыталась бодро улыбнуться, но дрожавшие в уголках глаз слезы выдавали кипевшую внутри боль.

– Я сразу поняла, что твое нежелание общаться вызвано не только обидой, ведь не такая уж и серьезная провинность была с моей стороны…

– Ничего себе! – возмутилась Саша. – Пропадала больше трех лет, ни слуху ни духу, я столько слез пролила, так скучала по вас, и вдруг – бабац! Из газет – подчеркиваю, из газет! – узнаю о том, что вы с Никой живы-здоровы и вернулись в Москву с чудесным прибавлением семейства, вон той маленькой копией одного злыдня. – И она, не удержавшись от улыбки, кивнула в сторону сопевшего возле сестренкиного плеча Ежика. – И ни одного звонка!

– Я позвонила!

– Через неделю!

– Через два дня!

– Неважно!

– Девочки, не ссорьтесь, – усмехнулся Слава. – Ну было дело, мам, признай. Ты так психанула, что запретила нам с Викой общаться с тетей Аней, хотя я видел, как ты тоскуешь. И как тебе хочется рвануть сюда. Но ты же гордая, ты стальная бабочка, ты ни с кем не хочешь делиться болью, ты обиделась!