Вилла с видом на Везувий (Сиротки) - Ефим Гальперин Страница 10

Задушье не покидает его и в следующем отрывке постоянно преследующего его сна:

Квартира. Ночь. Через отражение в зеркале – Галина и Николай голые. Сидят рядом на кровати. Злая Галя, курит, говорит прямо перед собой:

– Мудак! Я молодая. Жить хочу. Ебаться хочу. Время уходит моё. Горбатиться, как мать всю жизнь…

Неаполь. Вилла. Утро.

Николай просыпается на рассвете. Это его личное время. В трусах выходит на террасу. Физкультурная разминка на фоне просыпающегося моря. Идёт к бассейну. Свои четыреста метров надо проплыть, как положено бывшему подводнику.

Проходит по дорожке. Опирается на коробку высоковольтного щита, из которого выходит кабель к лебёдке для купания Старика.

– Надо сказать синьору Энрико. Не ровён час, упадёт кабель в воду и «хана»! – бормочет Николай.

Вспоминает он про этот кабель каждое утро. И каждое утро после купания забывает.

Болит всё. Руки, ноги, рёбра. Голова гудит. Но, пересиливая себя, Николай плывёт. Ритмично дышит. Холодная вода бодрит, смывает вчерашнее.

Опять утренние процедуры. Все втроём моют, переодевают Старика. Николай прячет синяки. Энрико хлопает его по плечу и, приобняв Дона Лоренцо, говорит, а Маруся переводит:

– О, мы с Доном Лоренцо, когда молодыми по девкам шлялись и не с такими синяками ходили. Это ты ещё красавец.

Синьор Энрико с важным видом достаёт из кармана сигару. Угощает Николая.

– «Грацио»! – улыбается Николай.

– Что-то он добренький?! Это значит, сегодня он тебя опять запряжёт, – комментирует Маруся.

Дон Чезаре сидит в кабинете, просматривает бумаги, поглядывает то в окно, то на экраны мониторов камер слежения. Он видит, как Николай кормит Старика, напевая ему песенку. Как купает его в бассейне. Как плавает рядом, толкая надувной круг со Стариком. Как, перетаскивая тяжёлый зонтик, следит, чтобы тот был всё время в тени.

Николай сидит рядом со Стариком. Чувствует, что кто-то стоит за ним. Поворачивается. Видит синьора Чезаре. Сын наклоняется к Старику, целует его бесчувственного. Смахивает слезу. Спрашивает о чём-то Николая. Тот не понимает. Зовут Марусю. Та переводит:

– Бабушек, дедушек имеешь?

– Нет.

– Родители?

– Так я же это уже говорил ему… Погибли в аварии. Десять лет назад.

– Сирота?

– Сирота, – переводит Маруся синьору Чезаре ответ Николая.

Синьор Чезаре сочувственно обнимает Николая. Достаёт из кармана несколько купюр, даёт. Замечает, что сидит дед не на кресле, а на стульчаке. Это рационализаторское предложение Николая в действии. Всё сразу под рукой. Ни везти подмывать, ни памперсы менять. Сидит Старик и сидит. Максимальный комфорт.

– Это ты здорово придумал – говорит синьор Чезаре, а девушка переводит – Меньше хлопот. Но и достоинства меньше. Чтобы я больше этого не видел! – Маруся добавляет от себя – То есть пусть в гавне, но с достоинством.

Синьор Чезаре треплет Николая по щеке, улыбается.

Уходит. Ребята смотрят ему вслед.

– Сирота… – тихо говорит Маруся Николаю, – Они сирот любят. Меня тоже спрашивали? С сиротой легко.

– Это как?

– А так! Никто искать не будет.

Неаполь. Вилла. День.

Жаркий полдень. Старик спит на широкой кровати. А Николая домоправитель запряг – дочистить слив воды. Вот и стоит Николай в жару в той же самой яме возле бассейна и бьёт ломом.

Вдруг над ямой возникает возбуждённый синьор Энрике. Зовёт. Николай вылезает из ямы.

Минуточку! Зафиксируем для себя и сюжета: лом, оставленный Николаем в щели между камнями, торчит в яме вверх. Это как бы идеальная ловушка для крупных животных. Но где на вилле взяться крупному животному?

Синьор Энрико тянет парня к парапету. Суетится. Оказывается, слетела его любимая панама. Лежит за парапетом на уступе над обрывом. Ветер колышет её поля.

Домоправитель подзывает из кухни для перевода Марусю и излагает план операции по спасению панамки. Чисто по-итальянски – максимум жестикуляции, показ поз и фаз.

– Говорит, ты ляжешь, он тебя за ноги поддержит, – переводит девушка. – А чтобы ты не волновался, он для страховки упрётся ногой в парапет.

Николай уже изготавливается для выполнения приказа, но тут Маруся тихо добавляет от себя:

– Ну, ты, придурок старательный! Ты погляди на эти камни. Рухнет всё на хер.

Николай присматривается. Действительно, часть балюстрады в том месте, где собирается упираться синьор Энрико, держится «на честном слове». Он на пробу толкает один из камней. Тот легко вылетает и исчезает в пропасти.

Холодок пробегает между лопатками паренька. Он чешет затылок, включает мозги. Идёт в кладовку, достаёт длинный шест.

Затаив дыхание, поддевает им панаму. Вытаскивает.

Вручает домоправителю.

Синьор Энрико счастлив. Водружает панаму на голову, одаряет Николая ещё одной сигарой. Озабоченно рассматривает трещину в парапете, качает головой, записывает, бормоча:

– Непорядок! Завтра вызову ремонтников – Маруся тихо переводит это Николаю и добавляет от себя: – Ой, не понял старичок-дурачок. Оба бы вы туда ушли. Значит, крутится она где-то рядом.

– Кто?

– Смерть!

– Спасибо! – говорит Николай девушке.

– Та пошёл ты! Микола! Думать надо, перед тем, как делать! – стучит она ему по голове – А то потом думать будет нечем.

– О, вспомнил! – кричит Николай, – ещё есть одно опасное место. Пусть этот Энрико тоже запишет.

Николай тащит синьора Энрико к бассейну и, жестикулируя почти, как тот, объясняет, что может случиться, если кто-то зацепится за кабель. Маруся переводит. Синьор Энрико озабоченно качает головой, записывает.

Тут синьор Чезаре подзывает из окна синьора Энрико. Что-то ему говорит, кивая на Николая.

– Что-то не так? – волнуется Николай.

– Синьор Чезаре, – переводит Маруся, – берёт Деда с собой. И тебя. Будешь сопровождать.

– Я?

Тут то синьор Энрико впервые обращает внимание на внешний вид Николая – драная футболка, краснодонские джинсы. Кривится.

И вот Николай стоит перед зеркалом. На нём белая рубашка. Галстук – бабочка. Чёрный, ещё приличный костюм. В полосочку. Синьор Энрико приносит блестящие туфли.

– Он говорит, что ты хороший парень. И далеко пойдёшь, – переводит Маруся, – этот костюм подарок тебе. Говорит, будет время, когда ты вспомнишь старого Энрико.

Да. Костюм мог бы быть на размер меньше, а туфли на размер больше. Но дареному коню в зубы не смотрят. Николай стоит, рассматривает себя нового в зеркале. Девушка тоже смотрит. Потом фыркает и уходит к себе на кухню.