Стандарт возмездия - Чингиз Абдуллаев Страница 10

В Ашхабаде было тепло. Это он почувствовал, едва сойдя ссамолета. И сразу увидел большой лозунг, прославлявший Туркменбаши. Туркменскийязык был очень похож на его родной, азербайджанский, и Рустам Керимов знал, чтоТуркменбаши называют президента Туркмении, ставшего главой всех туркмен.

Скромный, малоизвестный, внешне неприметный бывший Первыйсекретарь ЦК маленькой среднеазиатской республики вдруг стал именоваться стользвучным титулом, печатать собственное изображение на национальных деньгах,переименовывать города и улицы в свою честь.

Это был удивительный парадокс, равного которому мироваяистория еще не знала. Выросшие и сформировавшиеся в советской системе, всю своюжизнь верно и преданно служившие партии, образцовые коммунисты, решительноискоренявшие любые проявления местного национализма, люди, которым Москвабезусловно доверяла и которых назначала на самые высшие должности вреспубликах, вдруг в одночасье сделались убежденными националистами,патриотами, ратующими за суверенитет, и руководителями своих отделившихсясуверенных государств.

Бывшие первые секретари местных компартий, члены и кандидатыв члены Политбюро ЦК КПСС становились президентами своих государств, крутоменяя курс.

Прежние убежденные интернационалисты, всю свою жизнь покорносоглашавшиеся с тактикой Москвы по расстановке национальных кадров, они вдругстали ратовать за развитие собственного народа. Искоренявшие религию исносившие храмы и мечети, они вдруг становились набожными и начиналивосстанавливать ими же снесенные храмы и мечети. Прежние верные коммунисты, ещеблагоговейно державшие свои партийные билеты, они вдруг за одну ночьпревращались в пламенных антикоммунистов. Все, что они говорили, все, чемупосвящали свою предыдущую жизнь, оказывалось забытым и преданным во имясобственной власти. Все прежние идеалы оказывались ложными, провозглашалисьновые.

Никто не видел в этом ничего зазорного. Никто особенно невозражал и тем более не смеялся. Как если бы в одну ночь все губернаторыцарской России сделались бы убежденными комиссарами и, надев красноармейскиебуденовки, с шашкой в руках принялись бы отстаивать советскую власть. Или всегубернаторы Америки вдруг в один день стали бы убежденными коммунистами,атеистами и провозглашали построение социализма своей явной и тайной верой.Земной шар дрогнул бы от смеха. Но он не дрогнул от смеха, когда бывшиеубежденные коммунисты и члены партии, дослужившиеся до самых высших постов вэтом государстве и в этой партии, вдруг легко открещивались от собственнойпрежней жизни, круто меняя собственные ориентиры.

Рустам не любил политиков. Он не любил их еще и потому, чтов его собственной родной республике политические интриги и недомыслие политиковстоили жизни многим тысячам его соотечественников. Остановив первую попавшуюсямашину, он попросил отвезти его в город.

Он и раньше бывал в Ашхабаде, в этом уютном, небольшом,чистом городке, служившем раньше пограничьем между Россией и Ираном и ставшемпосле прихода советской власти столицей республики. В нем было как-то спокойно,тепло. Словно барханы окружавших Ашхабад пустынь не доносили сюда людскую суетуи ненависть, позволяя городу блаженствовать в своем одиночестве. Но запоследние несколько лет город очень изменился. И дело было не в обилиипортретов и фотографий Туркменбаши, в общем-то, оставшегося относительнопорядочным человеком.

Изначально порядочный и мягкий, он не стал устраиватькровавой диктатуры из собственного правления, а постарался извлечь максимумвозможного из уникальной ситуации, в которой его маленькая республиканеожиданно стала обладателем несметных богатств — газа и нефти.

Возводились огромные комплексы современных роскошных отелей,строились новые дома окружавшей Туркменбаши челяди, обустраивались улицы иплощади города. Город становился более современным, больше походил на столицу,теряя свое очаровательное уютное своеобразие. Пески барханов уже не моглиспасти горожан от стремительно надвигавшейся цивилизации, делая их одновременнозаложниками и участниками этого «броска страны в двадцать первый век».

Водитель долго кружил в старом квартале, не находя нужногоРустаму дома. Наконец, расспросив соседей, они остановились около темно-синейсвежевыкрашенной двери. Рустам расплатился и вошел в дом.

— Салам алейкум, — привычно произнес он традиционноемусульманское приветствие.

— Алейкум салам, — отозвался старик, сидевший на ковре водворе дома, — заходи, дорогой, — сказал он почему-то по-русски. Рустам прошелпо ковру, опустившись на него рядом с хозяином дома и положив рядом свойнебольшой чемоданчик.

— Почему вы решили, что я говорю по-русски? — улыбаясь,спросил он старика на местном диалекте. Тот улыбнулся в седую бороду.

— Вид у тебя очень городской. А городские все говорятпо-русски. Да и приехал ты, видимо, издалека. У тебя лицо местного человека, ноне обожжено нашим солнцем. Давно ты здесь не бывал, сынок.

— Давно, — согласился Рустам, — я не из Туркмении. Я изБаку. У меня к вам важное дело, уважаемый Курбан-ака. — Старик невозмутимоперебирал темно-голубые четки в руках. Рустам невольно обратил внимание на ихкрасивые узоры. Они были из бирюзы.

— Принесите нам чай, — негромко приказал старик, обращаясь ккому-то внутри дома. — Кто тебя прислал, сынок? Зачем тебе понадобился старыйКурбан?

Кому я еще могу быть нужен?

— В Баку вас помнят, уважаемый, — наклонил голову Рустам, —нам нужна новая партия товара. И знающие люди рекомендовали вас, Курбан-ака.