Призрак Бомбея - Шилпа Агарвал

Безучастная, как вода, девушка шла к темнеющему горизонту. Ей было всего шестнадцать, — возможно, семнадцать. Ярко-красное сари облегало тело. Спутанные волосы хлестали по лицу.

В сгущавшихся сумерках девушка остановилась на окраине деревни, точнее, кучки соломенных хижин, что сгрудились на берегу. К небу, сопротивляясь мощным ветрам, тянулась одинокая кокосовая пальма. Где-то беспрерывно лаяла собака. Девушка немного отступила, дожидаясь, пока луна скользнет за рваные облака. Блестки на сари отбрасывали на землю бледные отсветы неправильной округлой формы. Девушка попыталась дотронуться до них левой ступней, и отблески заплясали по ее пальцам — среднему, с серебряным кольцом, и обрубку шестого, некрасиво закрученному вниз. Она устремилась вперед, словно ее подталкивала незримая сила, коллективный страх.

Влекла ее не сама деревня, а одинокая ветхая хижина на краю. Крыша лачуги из кокосовых листьев прохудилась, а внутри царил полумрак. Ветер обжигал, словно предостерегая, и отталкивал девушку назад. Добравшись до истершейся бамбуковой циновки, прикрывавшей дверь, она смутно припомнила, как сама сплела ее в детстве. Вот оно — доказательство, что она когда-то жила в этом домишке на краю света, еще до того, как у нее начались месячные и женщины хриплыми голосами затянули древнюю песнь о девушке, что окрашивала волны в кроваво-красный цвет и наводняла их морскими гадами. Ей не следовало сюда приходить, и она знала об этом, но все же откинула циновку и шагнула внутрь.

Сначала она заметила тусклый отблеск луны на браслетах. В углу хижины кто-то сидел на корточках, раскачиваясь взад и вперед.

— Ты вернулась, — послышался голос.

Девушка кивнула, ей захотелось расплакаться.

Но сейчас некогда раскисать. Ей кое-что нужно от этой женщины — слепой повитухи с таинственными способностями.

— Помоги мне.

Звяканье браслетов смолкло.

— Ты должна, — умоляла девушка, и глаза ее горели отчаянием, — ведь это ты прокляла меня!

Повитуха фыркнула.

Девушка потупилась, вспомнив насмешки и издевательства других детей, у которых хватало наглости заговорить о ее злосчастном происхождении.

Тогда был Нариял Пурнима [1]— день, когда рыбаки выходят в море после долгого сезона дождей, во время которого рыбу не ловят. В период муссонов рыба нерестится, а мужчины отсиживаются на берегу, пока в бурных волнах приумножаются дары океана. Ранним утром женщины тоже вышли из хижин и направились в другую сторону — к святилищу, дабы поклониться Экуире, морскому божеству и покровительнице рыбачьего народа коли.

— Твоя мама еле ходила, — начала повитуха вязким голосом. — Живот так сильно выдавался — ну точно двойня! И она пошла молиться.

Девушка знала о небольшом шатре, шамияне, словно выраставшем из вероломных скал, — с плотным матерчатым пологом, украшенным разноцветными лоскутками. Ее никогда даже близко не подпускали к этому месту, но однажды она побывала здесь тайком, сжимая в ладошках бархатистую календулу, которую возложила на маленький каменный алтарь Экуиры — восьмирукой богини с оранжевым лицом, рожденной из тела бога Брахмы, Творца Вселенной. «О, милосерднейшая богиня, — прочитала она молитву рыбачек о своих мужьях, — твой океан безбрежен, а суденышко так мало».

— Потом твоя мама расколола у ног богини кокос.

Девушка собралась с духом, хорошо зная, что произошло дальше: у мамы отошли воды, осквернив святилище. Другие рыбачки с проклятьями поволокли ее прочь. Когда в тот вечер лодка отца так и не вернулась, никто даже не удивился.

Повитуха снова фыркнула, а затем, словно ей вдруг надоело рассказывать, достала небольшой ржавый фонарь и зажгла его. Ее сухое обветренное лицо — точь-в-точь соленая креветка — отбрасывало на стену зловещие тени.

— Тебя опять изгнали, — заявила она.

«Неужели я была там еще сегодня утром?» — подумала девушка, вспомнив тепло лежавшего рядом тела и алый свет сквозь разноцветные стекла в стене.

— Я должна вернуться, — прошептала она, не в силах скрыть отчаяние.

— Раз уж тебя изгнали, ты никогда не сможешь вернуться — ни при жизни, ни после смерти, — пробормотала старуха, впиваясь невидящим взором в лицо девушки. — Они совершили очистительную церемонию — как и в день твоего ухода, чтобы твой дух не проник обратно. Поэтому ты не сможешь попасть в рыбацкую деревню. Ты никогда туда не вернешься.

— Должен же быть какой-то выход, — взмолилась девушка, взгляд у нее обезумел. Это бунгало стало для нее родным домом. Правда, она просто прислуживала, но на время добилась большего. Она достала припрятанные деньги, которые Маджи, глава семейства, милостиво дала ей, и положила их в узловатые руки повитухи.

Старуха схватила пачку и впилась в нее сломанными, почерневшими зубами. По подбородку стекла ниточка слюны.

— Есть один способ, — с расстановкой сказала повитуха, и желтые от табака губы искривились в улыбке, — но для этого нужна исключительная жертва. Ты должна быть сильной и стойкой.

— Я готова! — Девушка скрипнула зубами, словно подчеркивая свою решимость. Что угодно, лишь бы попасть туда!