Кошки-мышки - Вера Каспари

Тем летним воскресным утром город был тих. Миллионы ньюйоркцев, что вынужденно или добровольно остались на выходные в городе, изнывали от влажной духоты. Над островом висел туман, по вкусу и запаху почти не отличающийся от воды, в которой вымыли слишком много стаканов из-под содовой. С пером в руке я сидел за столом и наслаждался чувством, что среди миллионов горожан только я, Уолдо Лайдекер, полон сил и энергии. Вчерашний день, полный потрясений и горя, прошел и унес тоску. Сейчас я собирался написать эпитафию на смерть Лоры. Мою печаль от ее неожиданной и жестокой кончины несколько смягчала мысль о том, что, доживи Лора до преклонных лет, о ней быстро забыли бы, тогда как ужасные обстоятельства гибели и гений ее воздыхателя давали Лоре прекрасную возможность обрести бессмертие.

Раздался звонок в дверь. Почти сразу в комнату вошел Роберто, мой слуга филиппинец, и сообщил, что меня хочет видеть мистер Макферсон.

– Марк Макферсон! – воскликнул я и с видом человека, который без малейшего трепета встретился бы с самим Муссолини, велел Роберто попросить мистера Макферсона подождать. Магомет не спешил навстречу горе.

Визит отнюдь не заурядного полицейского (впрочем, я до сих пор не знаю ни его звания, ни должности) можно считать своеобразной честью. С людьми попроще особо не церемонятся и допрашивают прямо в полицейском управлении. Но разве юный Макферсон занимается расследованиями убийств? Скорее он снискал славу на поприще борьбы с политическими преступлениями. Благодаря его работе по делу «Граждане Нью-Йорка против «Ассоциации производителей молочных продуктов»» молоко подешевело на цент за кварту, во всяком случае, так утверждали журналисты. По поручению сенатского комитета он расследовал несколько случаев профсоюзного рэкета, и совсем недавно группа прогрессистов выдвинула его кандидатуру на пост главы национальной комиссии по изучению доходов оборонной промышленности.

Из-за полуоткрытой двери кабинета я незаметно наблюдал за тем, как Макферсон нетерпеливо кружит по гостиной. Похоже, он был из тех, кто презирает вычурность и позерство, вылитый Кассий ^[1], чью худобу и холодный блеск глаз подчеркивали темно-синий двубортный шерстяной костюм, скромная белая рубашка и унылый галстук. Руки длинные, напряженные, а еще худощавое лицо, внимательный взгляд и нос, явно унаследованный от суровых предков, которые с таким упорством вынюхивали порок, что их ноздри навсегда свирепо раздулись. Высоко подняв плечи, Макферсон держался нарочито прямо, словно знал, что за ним наблюдают. В моей гостиной он чувствовал себя неуютно: человеку с ярко выраженной мужественностью чуждо изящное совершенство. Признаю, не стоило надеяться, что Макферсон его одобрит. Я несколько поторопился, когда приписал ему хороший вкус, увидев, как внимательно он изучает мою весьма достойную коллекцию британского и американского стекла.

Макферсон хмуро разглядывал блестящий предмет, украшение моей коллекции. Он явно привык обращать внимание на детали и, несомненно, заметил на каминной полке в гостиной Лоры вазу в виде шара из посеребренного стекла, парную моей. Макферсон протянул руку к полке. Я бросился к нему как львица, защищающая детеныша.

– Осторожнее, молодой человек! Эта ваза бесценна!

Он резко оглянулся и едва не упал: коврик заскользил по натертому полу. Макферсон схватился за шкафчик, сохраняя равновесие. Фарфор и стекло жалобно зазвенели.

– Слон в посудной лавке, – съязвил я.

Колкость вернула мне доброе расположение духа, и я подал полицейскому руку. Он натянуто улыбнулся.

– Я пришел поговорить о деле Лоры Хант, мистер Лайдекер.

– Да, конечно. Присаживайтесь.

Гость осторожно опустился на хлипкий стул. Я предложил Макферсону сигареты в шкатулке из хэвилендского фарфора, но он отказался и достал трубку.

– Мистер Лайдекер, вы в некотором роде тоже специалист по преступлениям. Что вы думаете об этом деле?

Я оживился. Даже самым популярным писателям льстит внимание простых читателей.

– Рад слышать, что вы читаете «Продолжение следует».

– Только когда газета раскрывается на этой странице.

Его дерзость меня приятно удивила. В моем мире, где все выставляется напоказ, принято беззастенчиво навязывать свою дружбу, так что равнодушие Макферсона показалось свежим и необычным. Я пустил в ход все свое обаяние.

– Может, вы и не поклонник Лайдекера, мистер Макферсон, зато я, признаюсь, слежу за вашей карьерой с восхищением.

– Уж вы-то должны знать, что не стоит верить газетчикам, – сухо ответил он.

Я нисколько не смутился.

– Вы ведь не занимаетесь уголовными расследованиями? Слишком мелко для человека вашего уровня.

– Мне поручили это дело.

– Служебные интриги?

В повисшей тишине было слышно, как Макферсон попыхивает трубкой.

– Сейчас август, – задумчиво продолжил я. – Комиссар полиции в отпуске, его заместителю всегда были не по душе ваши успехи, рядовое убийство сейчас мало кого интересует и после первых дней шумихи отодвигается на вторую полосу газет, а то и дальше… В общем, заместитель комиссара нашел весьма удобный способ вас унизить.

– Если вам так уж хочется знать правду, я скажу. – Макферсон явно злился на себя за то, что снизошел до объяснений. – Он знал, что вчера вечером я собирался посмотреть бейсбольный матч между «Бруклин Доджерс» и «Бостон Ред Сокс».

Я пришел в восторг.

– Мелкая вражда ведет к великим деяниям.

– Великие деяния, как же! Легкомысленную дамочку убивают в ее собственной квартире. Ну и что? Наверняка это сделал мужчина. Надо его найти, и все. Поверьте, мистер Лайдекер, сегодня я обязательно посмотрю игру, и никакой убийца мне не помешает.

Меня задело, что он грубо отозвался о моей ненаглядной Лоре, и я съязвил:

– Бейсбол? Теперь понятно, почему ваша профессия пришла в упадок. Великие сыщики и не помышляли об отдыхе, пока не настигали злоумышленника.

– Я – простой служащий, у меня обычный рабочий день. И если вы думаете, что довольно заурядное происшествие заставит меня работать сверхурочно, то поищите кого-нибудь другого.

– Преступники не отдыхают по воскресеньям.

– Я видел вашу покойную приятельницу, мистер Лайдекер, и готов поспорить, что этот преступник отдыхает, как и все мы. Возможно, спит до обеда и встает с постели только после трех стаканчиков бренди. Впрочем, над делом уже работают мои люди.