Гастроль без антракта - Леонид Влодавец Страница 56

Впрочем, как говорится, дуракам везет. Поначалу я даже не понял, что произошло. Даже показалось, что хана уже пришла. Очень ярко сверкнуло, грохнуло так, что я мигом оглох, рвануло как пушинку винтовку из рук… Дальше не помню. Кроме одного ощущения — будто кто-то рывком поднял меня с цементного пола и куда-то уносит. По-моему, даже насчет ангелов успел подумать, но, как выяснилось, преждевременно.

Сознание вернулось. Меня довольно нежно пошлепали по щекам. В глаза светил фонарь, и я заморгал, привыкая к свету. Вроде бы постепенно возвратился слух, после чего до меня долетел очень слабый голос Эухении Дорадо:

— Деметрио, вы живы?

В голове гудело, на лице чуть-чуть саднило, где-то в районе задницы что-то припекало, в глазах крутились оранжевые круги и кляксы, но я, едва ворочая языком, попытался дать утвердительный ответ. Получилось что-то вроде нечленораздельного мычания. Правда, в поле моего зрения угодила и Лусия Рохас, которая сказала Эухении:

— У него может быть перелом позвоночника.

Это долетело до моего сознания уже отчетливее, я почуял, что меня переворачивают, задирают майку, ощупывают… А потом я как-то само собой сумел сесть, покрутить головой и выдавить из себя более или менее понятный вопрос:

— Где мы?

— Все тут же, сеньор Баринов, — ответила Эухения. — В этом подземелье. А Эктор, бедняжка, убит. Видит Бог, я недолюбливала его, но все же он мой племянник…

Возможно, сеньора Дорадо устроила бы образцово-показательный поминальный плач, но я уже кое-что соображал и припомнил, что перед тем, как выстегнуться из ума, кое с кем воевал.

— А где эти? — Я показал в сторону туннеля.

— О, там что-то ужасное! — воскликнула супергадалка. — Там произошел страшный взрыв. Сплошная кровь и клочья мяса…

От такого радостного известия я оперся ладонями об пол, подтянул ноги к себе и попытался встать. Эухения и Лусия помогли мне это сделать, и я, опираясь на них, принял вертикальное положение. Голова немного кружилась, но в общем и целом стоять я мог.

Более того, взяв из рук Эухении фонарь, я сунулся в туннель. Картинка там и впрямь оказалась неаппетитная. Пол был заплескан кровищей на протяжении нескольких метров, клочья мяса и костей украшали не только пол, но и потолок со стенами. В основном эти детали принадлежали одному из моих оппонентов. Его разнесло на куски. Трое лежали у стены в виде бесформенных мешков с костями, а пятый, тот, что замыкал шествие, валялся в полсотне метров от своих товарищей. Эктора я высветил фонарем на решетке, перегораживающей коридор тюрьмы, то есть примерно метрах в двадцати от того места, где его изрешетили.

Я ж говорил: дуракам везет. Должно быть, тот парень, от которого так мало осталось, тащил пакет с пластиковой взрывчаткой. Где он у него был — не знаю, скорее всего на спине. Как он мне подставился — тоже неизвестно. Может быть, его зацепил пулей Эктор, и мужик, ухватившись за раненую ногу, повернулся спиной под мою шальную пулю. Пакет грохнул, расшвыряв потроха и прочие ошметки своего носителя, а ударная волна шваркнула тех трех, что находились рядом, о бетонную стену. Последнего из пятерых та же ударная волна убила уплотненным воздухом, который клинком вонзился в носоглотку, порвал трахеи, бронхи и легкие, отодрал сердце от аорты, может быть… То же самое мог заполучить и я, если б лежал на полметра правее. Взрывная волна зацепила меня только краешком, вырвала из рук винтовку, прикладом которой я получил по скуле, но обошелся без перелома, а затем, немного подбросив и перевернув на спину, провезла задницей по цементному полу, сорвав шкуру с этого деликатесного, по утверждениям незабвенной Соледад, места. Какого Аллаха молить за этот благоприятный исход — я терялся в догадках. А вот Эктору, даже если он еще был жив после попадания в него десятка пуль, смерть от удара всем телом о стальную решетку была гарантирована. Его буквально вдавило головой между прутьями, размозжив черепушку в двух местах.

— Давайте вернемся в камеры, — вдруг предложила Эухения. — Мне дурно…

Лусии тоже было дурно. Если мне было хреново от контузии, то им от созерцания кишок, выдавленных глаз и иных прелестей, оставшихся на поле брани. Я, как здорово обалдевший после взрыва, воспринимал всю эту неизбежную грязь почти спокойно. Тем более что около самого дальнего жмура обнаружился вполне исправный пулемет — китайский «ПК» с лентой на 150 патронов, с которыми мне никакие бронежилеты не стали бы помехой. Тем не менее для себя я все-таки броник взял — береженого Бог бережет. Правда, так сказала, говорят, одна монашка, надевая презерватив на свечку, но все-таки… В одной драной майке как-то скучно. Каску с забралом я тоже прибрал. Если б нынешний покойничек не держал забрало открытым, то, может, и не хватанул бы ртом избыточное давление. Впрочем, перелом шейных позвонков он получил бы в любом случае.

Немного подумав, я снял с убиенного штурмовой пояс, на котором много чего висело. Кобура с «магнумом», кинжал, две гранатные сумки с четырьмя гранатами, перевязочный пакет, аптечка, еще чего-то. И все целехонькое, вполне пригодное для жизни. Напоследок я снял с покойного ботинки. Ногам стало теплее. Штаны, к сожалению, оказались непригодны к употреблению, потому как в момент отдания концов в эти штаны перекочевало все, что покойный напоследок скушал.

Возвращаться в камеру я не хотел. Я пошел дальше по туннелю, и Лусия с Эухенией, охая, зажимая носы и сдерживая рвоту, поплелись за мной.