Палач в белом - Михаил Серегин Страница 42

– А если все-таки окажется, что я прав, Четыкин? – устало спросил я.

Ход он придумал, конечно, классный – представить меня перед Штейнбергом в качестве негодяя, намеренно порочащего репутацию клиники. Лучше уж записать себя в самоубийцы.

– Вы – сумасшедший маньяк! – брезгливо сказал Четыкин. – Параноик. Все, кого вы упоминали, умерли своей смертью, все документально подтверждено, имеются свидетели. Зелепукин вообще не имеет ко мне никакого отношения – я и не знал, что он умер. С тем же успехом я могу предъявить обвинение вам – в вашей практике было не меньше умерших пациентов! Если в вашей голове осталась хоть капля здравого смысла – подумайте об этом... Но к руководству я все равно обращусь. Считаю своим долгом своевременно доложить о недостойном поведении коллеги! Пусть они поступают, как сочтут нужным, но я не желаю сохранять в тайне такое двусмысленное положение!

Он отбарабанил все это одним духом и с облегчением облизал пересохшие губы. Ему в самом деле неплохо было бы опохмелиться. Мне же впору было начать пить, потому что этот ничтожный тип в один момент оставил меня без козырей. Если подходить формально, логика была полностью на его стороне. Действительно, и у меня не раз и не два умирали больные. Вся разница была только в том, что про себя я точно знал, что я не убийца, а про Четыкина точно не знал. Но это был не ахти какой аргумент. Если он действительно решится наябедничать, этот аргумент не сработает и моя карьера в клинике завершится самым жалким образом.

Пока я собирался с мыслями, Четыкин повернулся кругом и решительно заковылял прочь, слегка приволакивая правую ногу. Где-то он вчера здорово погулял. Но его тщедушная фигурка выражала праведное негодование и непреклонность. Его плоский плешивый затылок говорил, что мне в скором времени очень не поздоровится.

С мыслями я так и не собрался и даже пропустил момент, когда из ворот выехал серебристый «Фольксваген» Макарова. Игорь Станиславович пользуется таким кредитом доверия, что даже машину ставит на территории клиники, в то время как простые смертные вынуждены припарковывать свои колымаги в окрестных переулках. Простым людям редко удается занять столь прочное положение в этом мире.

Между тем «Фольксваген» выехал на мостовую, свернул направо и плавно притормозил около меня. Я, находясь под впечатлением от полученной отповеди, прореагировал на него слабо, и Макаров был вынужден, перегнувшись через сиденье, открыть переднюю дверцу, чтобы привлечь мое внимание.

– Але, гараж! – шутливо крикнул он. – Володя, ты в порядке?

Я попытался улыбнуться.

– Все нормально! – сказал я, не совсем, видимо, чистосердечно.

– Ты уверен? – строго уточнил Макаров и жестом показал мне на место рядом с собой.

Сохраняя в лице некоторую задумчивость, я сел в машину. Макаров пристально посмотрел на меня и опять спросил:

– Нет, ты точно в порядке?

– Да все нормально! – постарался ответить я как можно убедительнее. – Просто задумался.

– Ну, тогда поехали! – повеселевшим голосом объявил Макаров, кладя ладонь на рукоятку скоростей. – Это, знаешь, как в американских фильмах постоянно говорят: «Ты в порядке? А ты уверен?» Такая дебильная политкорректность. Там у них особенно не задумаешься! Сразу поинтересуются: «Ты в порядке?» – Он хохотнул. – Вот и ко мне тоже прилипло. А ты, оказывается, просто призадумался. Это тебя так господин Четыкин озадачил?

Я быстро посмотрел на него. Макаров спокойно и деловито следил за дорогой. Губы его слегка улыбались.

– Четыкин? – промямлил я. – Нет. Почему Четыкин?

– Да мне показалось, что вы с ним о чем-то разговаривали... – ответил Макаров. – Я и подумал...

– А-а... Он просил меня поменяться сменами, – соврал я. – Но я отказал. Терпеть не могу менять распорядок своей жизни...

– Да? А мне показалось, что в тебе, Володя, довольно сильна авантюрная жилка... – с доброй иронией заметил Макаров.

– С ней покончено! – поспешно заверил я.

Макаров усмехнулся и плавно повернул руль. Автомобиль выехал на Малую Бронную. Я подумал, что Макаров вряд ли знает, где я живу, и хотел назвать свой адрес, но в этот момент он сказал:

– А я, Володя, все-таки предпочитаю, знаешь, людей с изюминкой... Что хорошего, когда у человека жизнь размеренна, как железнодорожное расписание? Неожиданности, авантюры скрашивают наше убогое существование, ты не находишь?

Он бросил на меня короткий загадочный взгляд.

– По-моему, чаще они его отравляют! – скептически заметил я.

– В тебе, Володя, говорит какое-то свежее раздражение, – по-прежнему улыбаясь, сказал Макаров. – Может быть, ты все еще переживаешь из-за придирок Бориса Иосифовича? Я же велел тебе выбросить этот инцидент из головы! Я являюсь гарантом твоей безопасности, чего же еще?

– Да нет, я вам очень признателен, – пробормотал я. – Просто имеется в виду, что неожиданности мало подходят для нашей клиники... Здесь все-таки надежнее железнодорожное расписание!

Макаров покивал головой и сказал:

– Ты, пожалуй, прав. Но ведь жизнь состоит не из одной работы, верно? Мы находим для себя разные отдушины... Кстати, может быть, выпьем чего-нибудь? – спросил он. – Тут есть одно забавное местечко... Мне хотелось бы показать его тебе... Это на Сивцевом Вражке. Может быть, заедем?

Он наблюдал за дорогой, но в голосе его звучала какая-то странная нота – что-то вроде надежды и опасения одновременно. Я внимательно посмотрел на своего начальника. В душе у меня снова зашевелились вполне определенные подозрения.

Макаров спокойно выдержал мой взгляд – даже показалось, что он дает мне разглядеть себя получше. Что ж, внешность Игоря Станиславовича тоже, как говорится, давала пищу для размышлений.

Черты лица у него были самые простецкие – круглые щеки, крупный нос, толстые губы и тяжеловатый подбородок, однако в общем лицо производило впечатление холености и даже некоторой утонченности. Этому способствовали глаза – темные, бархатные, с мягким проницательным взглядом. Его крупные руки также были ухоженными и производили впечатление излишней мягкости. Об одежде я не говорю – одевался Макаров с иголочки, и его воротнички и манжеты всегда выглядели безукоризненно свежими и сверкали белизной.

Не хочу сказать, что меня это слишком смущало, но я предпочитаю общество мужчин, которые не столь щепетильны в отношении своей внешности. В то же время мне вовсе не хотелось переступать границы вежливости и подчеркивать дистанцию – как-никак я был Макарову кое-чем обязан.

– Ну что ж, не откажусь! – сказал я. – Выпить мне сейчас не помешает.

Мне вдруг пришло в голову рассказать Макарову о своих подозрениях в отношении Четыкина. В крайнем случае я был бы тогда обеспечен неплохой поддержкой. Но, во-первых, не хотелось слишком злоупотреблять расположением моего терпеливого начальника, а во-вторых, теперь мои подозрения даже мне казались надуманными. Словом, я колебался.