Инструктор спецназа ГРУ - Андрей Воронин Страница 28

— Из чего, из чего, — передразнила его старуха. — Из кефира, вот из чего.

— Ну да? — поразился сержант. — Ну-ка, ну-ка…

Губин опасливо заглянул в свою чашку. Самогон, вопреки его ожиданиям, оказался прозрачным, как слеза, и пах вполне терпимо.

Ковалев между тем уже опрокинул свою порцию, крякнул, занюхал рукавом и с шумом выдохнул воздух.

— Спасибо, старая, не дала засохнуть. Вилька у себя?

— У себя, где ему быть, аспиду несытому. Нажрался с вечерами спит без задних ног с шалавой своей.

— Это с которой же?

— Да кто их, б…й, разберет, они у него все на одно лицо — синие, опухшие, как покойники, прости ты меня, господи. Лизка вроде бы у него сегодня.

— Ладно, это нам без разницы. Ты, Максимовна, спать ложись, мы тут сами разберемся, что к чему.

Продолжая недовольно бормотать и шаркать, старуха удалилась в свою комнату и закрыла за собой дверь.

Ковалев направился к комнате напротив и толкнул дверь.

— Надо же, — удивился он, — заперто. Значит, не совсем пьяные были, когда ложились.

И он без тени смущения забарабанил в дверь кулаком. Стучать пришлось долго. Уставший Ковалев уступил место Губину, потом они сменились снова, и лишь минут через двадцать в замке повернулся ключ, и на пороге комнаты возник тщедушный, совершенно раскисший со сна мужичонка в мятых семейных трусах, надетых, видимо, впопыхах, шиворот-навыворот. Щуплое тело с дряблой обвисшей кожей покрывала корявая вязь татуировки, на бледных щеках с фиолетовыми прожилками топорщилась трехдневная щетина, а давно нуждавшиеся в стрижке волосы стояли дыбом вокруг желтоватой лысины.

— А, сержант, — промямлил Виля, с трудом двигая непослушными губами. Из темноты за его спиной доносилось чье-то тяжелое сонное дыхание, и волнами накатывала жуткая вонь, в которой легко различался водочный перегар, застоявшийея табачный дым, нечистые испарения давно не мытых тел и бог знает какая еще дрянь.

— Гуляешь, Виля? — спросил Ковалев, разглядывая мужичонку с любопытством энтомолога, изловившего неизвестное науке насекомое.

— Натурально, — буркнул Виля, разминая ладонью заспанную физиономию. Сделал дело — гуляй смело.

— Знаем мы твои дела, — сказал Ковалев. — Поговорить надо, Виля. Впустишь?

— Отчего не впустить, — пожал плечами тот. — Правда, Светка у меня. Спит она вроде, да кто ее, корову, разберет. Я ж так понимаю, что ты по делу?

— По делу, по делу. Так и будем здесь торчать, как три тополя на Плющихе?

— Аида на кухню, — сказал хозяин, в еще с трудом ворочая языком, и, не сдержавшись, широко зевнул, показав гнилые зубы.

Следуя за Вилей, которого заметно качало, сержанты попали на замусоренную кухню и уселись на скрипучих, норовящих рассыпаться табуретах у заставленного грязной посудой стола. В незанавешенное окно заглядывала ночь.

Виля бесцельно подвигал на столе пустые стаканы, заглядывая в них со слабой надеждой, погремел стеклотарой в углу за ободранным холодильником и, буркнув: «Я щас», удалился из кухни, для верности придерживаясь: за стену. Вскоре стало слышно, как он ломится к старухе, требуя выпивку. Старуха что-то невнятно и не слишком ласково скрипела в ответ сквозь запертую дверь.

— Он что, ее сын? — негромко спросил Губин, кивая в сторону прихожей, откуда доносились глухие удары кулаком по двери и матерная перебранка.

— Какой, на хрен, сын, — отмахнулся Ковалев. — Сосед он ей, коммуналка здесь, понял? Компания блатных и нищих.

— Повезло старухе, — сочувственно вздохнул Губин. — Как же она с ним живет, с алконавтом этим?

— Это еще вопрос, кому больше повезло, — ухмыльнулся Ковалев. — Максимовна, чтоб ты знал, три срока отмотала от звонка до звонка. И не маленьких, заметь. Первейшая в свое время б…ь-наводчица была, по всей Москве о ней слава ходила. Она и сейчас еще — ого-го!.. Сама, конечно, уже не работает, стара стала, вывеска не та. Думаешь, зря наш Виля двери на ночь запирает? Ведь пьяный же, как зонтик, а граница на замке. Ты бы слышал, как они тут отношения выясняют — кто у кого чего попятил. Чистый цирк, никакого телевизора не надо.

— Да я слышу, — кивнул Губин в сторону прихожей.

— Это? Это у них самая что ни на есть мирная беседа, все равно как мы с тобой о погоде разговариваем.

— Ну да? — поразился Губин. — Во дают, блин. А Виля — это что, кличка такая?

— Не, — покрутил головой Ковалев. — Это ему мама с папой так удружили. Он у нас Вильгельм Афанасьевич, не хрен собачий. С таким имечком любая кликуха за счастье покажется.

Впечатленный обилием новой информации Губин хотел еще о чем-то спросить, но тут в кухне, по-прежнему качаясь, возник Вильгельм Афанасьевич. В трясущейся руке он судорожно сжимал полулитровую банку, закрытую пожелтевшей полиэтиленовой крышкой, в чертах его помятого лица сквозила целеустремленность.

— Отвоевал, — сообщил он, плюхаясь на свободный табурет. — Сейчас голову поправлю, тогда поговорим. А то я никак понять не могу — не то ты с напарником, не то у меня в глазах двоится.

Он пошарил глазами по столу, ища, во что бы налить, не нашел и, сорвав крышку зубами, сделал богатырский глоток прямо из банки. Его перекосило, он содрогнулся всем телом и зашелся в надсадном кашле, щедро расплескивая самогон из открытой банки.

— Ну и отрава, — просипел он, перестав кашлять и утирая заслезившиеся глаза тыльной стороной ладони.

— А по мне, так и ничего, — заметил Ковалев. — А, Колян?

— Нормально, — искренне подтвердил Губин, давно уже скучавший по продукту домашней выделки.

— Так вам-то она, небось, первача поднесла, а мне того, который на продажу, — пожаловался Виля. — Отравит она меня когда-нибудь, подстилка трухлявая. Не веришь, попробуй, — протянул он банку Ковалеву.

— Я, пожалуй, воздержусь, — отказался тот, — да и тебе советую. Ты уже прояснился?

— Мне, чтобы до конца проясниться, считай, неделю в проруби просидеть надо, — проинформировал Виля. — А может, и месяц.

— Да где ж ты летом прорубь-то найдешь?

— Так а я ж тебе про что… Первую помощь получил — и ладно. Говори, зачем пришел.

— Дело есть, Виля.

— Это понятно, что дело есть. Не на свидание же вы сюда приперлись. А то, может, Светку разбудить?

— Нет уж, Светку ты как-нибудь сам… Вообще, не пойму я, как тебя еще на баб хватает? Я бы помер давно.

— А это, начальник, секрет фирмы. Я, может, эликсир изобрел.

— Ложку ты, небось, куда надо, привязываешь, вот и весь твой эликсир, хохотнул Ковалев и внезапно сделался серьезным. — Ладно, Виля, шутки в сторону. Привет тебе от папаши.